Бартусь спал спокойно, дышал ровно. Эва накрыла его одеялом и погладила по голове.
По дороге из ванной в свою комнату она остановилась возле спальни родителей. Хотела зайти туда и не смогла, расплакалась и, уткнувшись лицом в полотенце, побежала наверх. В ее спальне все осталось на своих местах, будто ничего не случилось, – маминой рукой убрано, маминой рукой сложено.
– Как мне жить без тебя, мама? – спросила Эва, выключая ночник у кровати.
* * *
Рано утром из кухни послышались звуки утренней суеты. Маня и средняя дочь Охников Ханка, стуча посудой, готовили себе завтрак. Отец, вернувшийся ночью навеселе, был уже на ногах и пытался более или менее привести себя в форму в ванной. Эва открыла глаза на шум хлопающих дверей. Она услышала, как отец объясняет Ханке, которая после каникул шла в выпускной класс, что она не должна по вечерам исчезать из дому, особенно теперь.
– И кто бы говорил?! – сердито кричала Ханка. – Тот, кому нужен специальный эскорт, чтобы попасть на ночь домой?
– Не говори так со мной! – Голос отца звучал жалостливо и плаксиво.
– Я буду говорить то, что хочу! Не указывай мне. Какое ты имеешь право мне указывать? Это тебя вчера сюда Манек притащил, а не меня. Я собственными силами возвращаюсь домой! – Ханка, как всегда, раскручивала конфликт.
Она с рождения была заносчивой и дерзкой, со всеми спорила и не признавала никаких авторитетов. Даже с мамой ругалась. Была высокой и худощавой, выглядела как модель – или как палка, по словам мамы, переживавшей, что Ханя страдает истощением. Девочка сжигала большое количество энергии, очень бурно проявляя эмоции. С ней невозможно было соскучиться, это правда. Ее бунт против мира и семьи выражался уже множеством способов: сначала цветные пряди в волосах, потом рок-музыка, эхо которой неслось по округе. Последним проявлением демонстрации Ханкой независимости от семьи стало ее очень серьезное увлечение движением «Свет – Жизнь». Девочка-подросток, еще недавно считавшая духовные вопросы и костел полной ерундой, вдруг, как по мановению волшебной палочки, сделала поворот на сто восемьдесят градусов. Она бегала на встречи приверженцев движения «Свет – Жизнь» в приходской ризнице, афишируя новооткрытую религиозность перед членами семьи, которые, как многие в их деревне, ограничивались воскресной службой и пожертвованиями. «Ни Богу свечка, ни черту кочерга», – не раз говорила мама. Ханка же со снисходительностью человека, который знает и понимает больше, чем простые смертные, смотрела на свою семью с сожалением. Однако у Эвы складывалось впечатление, что, хотя сестра проводит в костеле много времени, от духа христианского милосердия она далека. Бог Ханки был скорее строгим отцом из Ветхого Завета.
