В ушах шумело, в висках стучало, по телу разлилась неприятная слабость. Потом в нос ударил знакомый запах — Мартин пользовался именно этой туалетной водой, с горьким ароматом дубового мха. Эмилия поняла, что ее несут на руках — вероятно, в дом. Вроде бы ничего не болело, значит, чудовище не причинило ей вреда? Или ей все причудилось?
Открывать глаза не хотелось. Отчего-то было неловко, и Эмилия, слегка повернув голову, уткнулась лбом в плечо Мартина. Как же она устала! Все, решительно все пошло не так! Она думала о каникулах и игре, а попала как будто в другой мир. И никто не хочет толком объяснить, что происходит!
Судя по звукам, вокруг полно слуг. Надо же, всполошила всех. Пожалуй, за сегодняшний день она создала себе отвратительную репутацию: с утра била посуду, в обед капризничала, а потом и вовсе потерялась в двух шагах от дома. Чудненько! Может, Мартин все же отпустит ее? Ох, а что тогда будет с Миленой? Она ее подведет, обман раскроется. Неужели сестра была права…
Эмилию положили на кровать и укрыли чем-то теплым.
— Нужен врач, — услышала она голос Мартина. — Пошлите за…
— Не надо, — резко перебил его Даниэль. — От головокружения поможет сладкий чай, а от глупости — розги.
Эмилия распахнула глаза и негодующе уставилась на братьев. Они стояли около ее кровати: Даниэль снова крутил в пальцах монетку, Мартин хмурился.
— Между прочим, — Эмилия обнаружила, что во рту пересохло, и облизала губы, — на меня напало чудовище. А еще я хочу пить, есть и согреться.
Иногда можно и на жалость надавить, тем более сражаться с этими ненормальными косплейщиками нет никаких сил. Как она и предполагала, на Даниэля ее слова не произвели должного впечатления.
— Вот видишь, с ней все в порядке, — сказал он Мартину, а потом повернулся к Эмилии и усмехнулся, буравя ее ледяным взглядом: — Напоим, накормим, согреем и… выпорем.
— Дан, прекрати, — виконт осадил герцога и присел на краешек кровати. — Эми, он просто тебя дразнит, не обращай внимания. Сейчас тебе принесут все необходимое и… горячая ванна, да?
Эмилия неуверенно кивнула. Мартин ее удивил. И куда подевались чопорность и неприступность? В кафе он выглядел задумчивым и серьезным. Тут, в особняке, раздражал холодностью и безупречными манерами. А сейчас взгляд смягчился, в черных глазах читались и беспокойство, и забота. И «Эми» было произнесено так ласково, что у нее перехватило дыхание.
— Я… извини, Мартин, — пробормотала она. Такое обращение заслуживало хотя бы ответной вежливости. — Мне тяжело даются запреты. Не думала, что прогулка может быть опасной. Но вдруг стемнело, и… — тут она обратила внимание, что за окном светло, и растерялась. — Но как же? Разве уже утро? А тот зверь? Я же видела…
