– Ты все еще носишь мой шарф.
– Я его не снимаю. Он приносит мне удачу, – пробормотала девушка и прикоснулась губами ко лбу Алекс там, где виднелась узкая полоска кожи между меховой шапкой и бровью.
Алекс схватила Настю за куртку и притянула девушку к себе. Запрокинув голову, она скорее почувствовала, чем увидела прекрасные юные губы и запечатлела на них поцелуй. Настя издала какой-то тихий звук и в ответ прижалась своими губами к губам Алекс, обхватив ее за шею левой рукой.
Это было потрясающе и в то же время так странно – целоваться в холодной темноте. Снаружи все было леденящим, враждебным, суровым. И лишь одна соединявшая их точка была живой и теплой. На несколько драгоценных секунд война и зима исчезли – остались лишь горячие Настины губы.
Алекс прижала девушку к себе еще сильнее, и между ног у нее пронеслась волна жара, хотя она понимала, что тут ничем не поможешь. Настя, должно быть, почувствовала то же самое: она тяжело задышала через нос, растворяясь в поцелуе.
Объятия обретали странную силу, если учитывать что кроме них ничего не было. Холодной ночью и в тесной кабине самолета, в перчатках и одежде девушки не могли прикоснуться друг к другу иначе. Но на несколько прекрасных мгновений их поцелуй стал обещанием, капитуляцией, центром мироздания, звездой, вокруг которой вращались их жизни.
Настя прервала поцелуй.
– Нам нужно возвращаться, – выдохнула она. – Наше отсутствие могут заметить.
– Да, ты права. – Им снова угрожала суровая реальность. Алекс вылезла из кабины и спустилась с крыла вслед за Настей, но не удержалась – и снова взяла летчицу за руку. Журналистка молча притянула девушку к себе и, прижав Настю к крылу, вновь ее поцеловала. На этот раз она чувствовала изгибы Настиного тела и тепло от их перекрещенных ног.
Но объятия пришлось прервать: стало слишком холодно. Алекс выпрямилась.
– Знаю нам пора, – сказала она. – И мы не можем идти, взявшись за руки.
– Ни в коем случае. Никогда.
Алекс и Настя замолчали. Слова сейчас ничего не значили, но девушек, казалось, связывала общая эйфория. Когда они разделились перед блиндажами и каждая пошла в свое жилище, Алекс почудилось, будто она заметила какую-то тень, словно кто-то прятался за самолетом.
Нет, должно быть, ей померещилось.
* * *
Любовь, которая оказалась взаимной, но выразить которую не было никакой возможности, превратилась в странную пытку. Алекс жила словно в тумане, где при виде Насти ее сердце ускоряло свой бег, каждая Настина улыбка, адресованная кому-то, вызывала приступ ревности, а каждый ее вылет наполнял душу страхом.
