– С удовольствием передам, конечно. Если ты уверена, что ей разговор с гражданкой США не нанесет ей вреда. Но разве ты сама не можешь отправлять письма через военную почту?
– Я посылаю их, да. Но все наши письма с фронта проходят цензуру, а в записке, переданной через тебя, я смогла бы рассказать больше. Впрочем, будь осторожна. Наша семья и без того уже под подозрением, а разговор матери с иностранкой может стать еще одним камнем в наш огород.
– Я с радостью встречусь с твоей мамой. Передай мне записку завтра во время завтрака, пока ты не уехала.
Теперь девушки стояли лицом друг к другу. Настя положила руку на плечо Алекс.
– Спасибо. Жаль всё-таки, что мы так мало времени провели вместе. Кажется, я только и делала, что летала да спала.
Алекс мучительно хотелось разглядеть выражение лица летчицы, но даже силуэт её был едва различим, лишь волосы слабо отражали лунный свет.
– Это неудивительно. Ведь идёт война. Будь осторожна, пожалуйста.
Настя прыснула от смеха.
– Осторожный воздушный бой? Как ты себе это представляешь?
– Да уж, такой вряд ли бывает. Но ты хотя бы обещаешь надевать тот нью-йоркский шарф, чтобы не замерзнуть?
– Я буду носить его каждый день, обещаю, – и тут Настя вдруг наклонилась и на мгновение прижалась губами к губам американки. – Помни обо мне.
– Обязательно. Я и так помню. Все время.
* * *
Алекс удалось уснуть только благодаря водке. Она очнулась в пустой землянке, когда стрелка часов показывала одиннадцать. Это означало, что она пропустила завтрак и лишилась последней возможности увидеть Настю и забрать у нее драгоценное письмо для матери. Чувство вины и собственной безалаберности навалилось на Алекс со всей силой. Вот тебе и маяк свободы!
Журналистка доплелась до столовой, рассчитывая на остатки еды, и обнаружила там Инну. Они вместе поковырялись в мисках с безвкусной кашей и выпили горького чаю. Но девушки не перекинулись ни единым словом, и когда Инна отправилась к остальным механикам, Алекс к ней не присоединилась.
Вместо этого американка вернулась в свою землянку, где после дежурства отдыхало несколько оружейников. Одни писали письма, другие вышивали. Алекс подумала, что на войне шитье выглядит странным занятием, но, наверное, оно помогало им хотя бы ненадолго отрешиться от солдатской жизни, заняться мирным девичьим делом, которому их обучили матери. Почти ни у кого не было специальных ниток для вышивания, они использовали волокна, надерганные из своего синего белья или из любой другой ткани, которую они могли раздобыть, не рискуя заработать штраф за порчу армейского имущества.
