Мося из себя такой: лицо – скуластый глиняный кувшин; щегольская батумская кепка; гончарные уши; прекрасный, приплюснутый нос индейского профиля, глаза быстрые, неистовые, воровские.
Между Мосей и Корнеевым мелькали платформы. Под нажимом колес клавишами бежали шпалы. Мося издали заметил Корнеева.
– Товарищ прораб!
У Моси был грубый мальчишеский голос, способный разбудить мертвого.
Корнеев не услышал. Он сосредоточенно ходил взад-вперед у переезда, сам с собой разговаривая:
"В конце концов… Может так дальше продолжаться или не может? – Не может. – Возможно жить все время двойной жизнью? – Абсолютно невозможно. Хорошо. – Что нужно делать? – Нужно решать. – Что решать? – Что-нибудь одно. Или – или…"
У Корнеева было очень подвижное лицо. Он ходил, подергивая носом и гримасничая.
"В конце концов девочку можно выписать из Москвы сюда. Девочка – это не оправдание. Живут же здесь другие дети. И ничего с ними не делается. Пусть она не выдумывает. Мужу наконец надо все написать. Надо телеграфировать. Можно "молнию". Мы не дикари. Он коммунист. Он не может не понимать…"
– Товарищ прораб!
Корнеев не слышал.
Мося вскочил на буфера, затанцевал на них, закружился и задом спрыгнул на эту сторону. Он задыхался.
– Товарищ Корнеев!
Корнеев очнулся.
– Кончили? – спросил он.
– Кончили.
– Сколько?
– Девяносто кубов.
Мося торжествовал. Он с трудом гасил неистовое сверканье глаз. Он нетерпеливо заглядывал Корнееву в лицо.
Корнеев молча взял рапортичку.
Состав освободил переезд. Паровоз фыркнул нефтью на туфли Корнеева. Три маленькие кофейные капли. Почти незаметно. Но досадно.
"Начинается", – с отвращением подумал Корнеев.
Издали вход в тепляк казался не больше записной книжки. Вблизи он представлял громадные ворота. Во тьму ворот входили извилистые рельсы узкоколейки.
Корнеев молча дошел до тепляка, приложил рапортичку к воротам и подписал химическим карандашом.
Он только спросил:
– Вторая смена на месте?
И больше ничего. Мося уложил девяносто кубов, – а он больше ни слова! Как будто это в порядке вещей.
Мося обиженно спрятал рапортичку в кепку и официально доложил:
– Вторая смена собирается, товарищ прораб.
– Хорошо. Маргулиес там?
– Нету.
Корнеев подергал носом.
– Хорошо.
Над воротами было прибито множество плакатов:
"Сюда вход прогульщикам и лентяям вход строго воспрещается".
"Курить строжайше запрещается. Товарищ брос папиросу! За нарушение штраф 3 руб. И немедлена под-суд".
"Даешь 7 и 8 батареи к 1 сентября!"
