Как-то повстречался он с госпожой помещицей. Это молодая барынька, третья жена Трехносого. Она обратила внимание на мальчика с живыми черными глазами, высокого, складного. Что это он все сторонится? Ему неловко, он старается закутаться поплотнее.
— Как тебя зовут?
— Митря.
— Что это ты все прячешь?
У него заколотилось сердце. Он ответил с ненавистью, чувствуя, однако, что может быть дерзким: на это поощряла улыбка барыни.
— Что есть, то и прячу!
Она вздрогнула удивленно. Потом рассмеялась и не рассердилась. И вот на следующий день Митря получил новую одежду, а барыня пришла снова посмотреть на него.
— Что скажешь, Митря, так лучше?
— Лучше.
— Только это и можешь сказать?
— А что говорить?
— Скажи: «Целую ручку».
Митря отвел глаза в сторону, еще более смущенный, чем накануне.
— Целую ручку.
— Вот так. Учись не быть таким медведем. И когда разговариваешь, гляди на меня.
Она ушла, светловолосая, в большой соломенной шляпе с голубою лентой.
Разное говорилось про госпожу Дидину между людьми в имении.
«Бывает!» — думал про себя Митря, охваченный горячим волнением.
Потом все прошло. Он больше не думал об этом происшествии.
Глава четвертая
Лишь на мгновение появляется Настасия
Как-то в дождливую пору Митря отпросился у старшого к своему брату, мельнику.
Работать в поле было невозможно, выгонять скот на пастбище тоже нельзя было, и работники, толкавшиеся возле хозяина, гудели, как ленивый рой.
Старшой — дедушка Тригля — наказывал ему:
— Можешь идти, Митря, часика на два, на три, — только, смотри, не опаздывай, а то взбредет мироеду в голову собрать всех нас да устроить перекличку. Случается это. Кого нету, тому куска хлеба не даст, пока солнце не выглянет и поля не просохнут. Есть у него такое поверье, что коли кто отлучится, так из туч будет лить и лить.
Митря кивнул головой, злобно усмехнувшись:
— На дожди обижается, что ли?
— Как не обижаться, коли от них, вот как сейчас, одно разоренье!
— Поди, он из ружья и в небо по святым палит? — засмеялся Митря.
— Может быть, ему ведь все нипочем. Только ты этак-то не болтай, парень, как бы он тебя не услышал.
— Ну и услышит, дедушка Тригл я, не велика беда. Почему бы не пальнуть в того, — кто бы там ни был, — кто напускает на нас гнилые дожди, град да вьюги? И голод еще напускает, и болезни, и напасти… Позволяет богатеям поедом есть бедняков…
— Ах ты чертенок, — накинулся старик, — довольно тебе стоять и болтать что в голову взбредет, не то ожгу вот хлыстом. Подумаешь, какой грамотей нашелся.
