Генерал отошел подальше и стал подниматься по железнодорожной насыпи. Он поднимался с напряжением, упираясь руками в колено. Его ноги все время скользили, срывались. Трава была сырая и скользкая. Из-под каблуков скатывались вниз камешки. Он подымался косо, по диагонали. За ним следовал адъютант. Когда они добрались до железнодорожного полотна, они легли, стараясь, чтобы их головы не возвышались над рельсами. Генерал осторожно выставил над рельсами свой небольшой перископ. Адъютант разложил возле генерала карту. Они стали, не торопясь, ориентировать карту на местности, делая на ней отметки карандашом. В некоторых местах вверх по насыпи косо карабкались солдаты с автоматами на шее. Добравшись до железнодорожного полотна, они некоторое время лежали плашмя, спрятав головы, а потом быстро вскакивали и, согнувшись, кидались через рельсы и скрывались. Очевидно, они скатывались по ту сторону и где-то там накоплялись. В это время немецкие пули начали визжать особенно часто, и особенно часто разрывались на склонах лощины немецкие мины, раскидывая вокруг себя пучки вырванной травы и земли. Один солдат задержался наверху дольше других, а потом стал спускаться обратно. Он подошел к девушкам-санитаркам, держа перед собой вытянутую руку. Это был высокий, молодой, красивый парень со шлемом на затылке. Ремешок шлема крепко стягивал квадратный подбородок. Плащ-палатка была откинута за спину. Она грубо шуршала. Он протянул девушке дрожащую руку с ярко окровавленным пальцем. Палец был перебит пулей. С него капала кровь. Девушка полезла в сумку и быстро забинтовала ему руку. Он не уходил.
– Ну, чего ж ты стоишь? – сказала она. – Все!
Он осторожно обнял ее забинтованной рукой за плечи и заглянул ей в глаза.
– Галя, – сказал он ласковым голосом с глубокими басовыми оттенками очень молодого мужчины.
Очевидно, они были хорошо знакомы, а может быть, и любили друг друга.
– Ну, – сказала она, подымая к нему свое широкое, курносое лицо с зеркальными глазами.
– Галичка, я тебя очень прошу, будь товарищем, дай пару индивидуальных пакетов. Я свои истратил на Сергея.
– Никак не могу. У меня у самой всего шесть штук в сумке осталось.
– Дай, золото, чтоб мне потом не пришлось зря ползать взад-назад! По нашей дружбе.
– Ну, посуди сам, как же тебе могу дать, когда у меня у самой шесть?
– А ты дай два.
– Как же! Тебе два. Другому два. Потом еще кто-нибудь увидит, что я тебе даю, и себе потребует.
– Никто не увидит, – прошептал он ей на ухо.
