От салфетки, которую Ива хотела повязать ему на шею, он решительно отказался и, помогая себе лапками, с аппетитом съел под столом двух небольших, но жирненьких карпов.
Директор приходил и уходил – присматривал, все ли в порядке.
– Как ты думаешь, удобно спросить, почему у него такие грустные глаза? – спросила Ива.
– По-моему, нет. Незнакомый человек, ну как об этом заговоришь? Наверное, какое-то горе.
Кот, отказавшийся от мороженого и дремавший под столом, открыл глаза и прислушался. Потом, мурлыча что-то себе под нос, стал прилежно расчесывать усы.
– Ты куда, котик? – спросила Ива, когда он вылез из-под стола.
– Кто куда, а я в сберкассу, – невежливо ответил Кот, давая понять, что не всегда прилично спрашивать, куда и по какой причине направляется человек или кот.
Он отсутствовал довольно долго, а когда вернулся, глаза его взволнованно блестели, а шерсть хотя еще и не стояла дыбом, но кое-где уже и стояла.
– Узнал, – сказал он.
– Что узнал?
– Все. Поседел в один час. Потерял сына. Или не совсем потерял, потому что сын в городском музее. Не двигается, не говорит, не ест, не пьет – словом, фактически не существует.
ГЛАВА XIX,
в которой рассказывается о том, что случилось в городе Котома-Дядьке в прошлом году. Директор пьет капли Вотчала, а девушка-экскурсовод – валерианку
Ежеминутно хватавшийся за сердце директор почти ничего не прибавил к тому, что сообщил Филя.
– Извините, – сказал он, – но когда я начинаю говорить об этом, приходится немедленно вызывать "скорую помощь".
– Я посоветовал ему принять десять капель Вотчала, – продолжал Филя, – и разговор состоялся. Дело в том, что прошлым летом он имел честь принять почтенного посетителя. Элегантный молодой человек в светлом костюме и модной шляпе с узкими полями остановился в гостинице, и официантки в один голос решили, что он "красивый, как Евгений Онегин". Говорил он гладко, сладким голосом, длинными, изящными фразами. Точнее, говорил, пока не напился.
– Напился?
– Да. Кстати, его фамилию, имя и отчество сообщил мне портье, и это может раздвинуть наши представления о Главном Регистраторе, как он себя называл. Леон Спартакович Пещериков собственной персоной. На его лице был заметен след от удара. Правда, еле заметен. Очевидно, кто-то ударил его по лицу тростью.
– Или лозой, – сказал Вася.
Ива слушала их, открыв рот. Собираясь в дорогу, она постриглась, и над розовыми ушами появились крошечные завитки. Она была похожа сейчас на юношеский портрет Байрона. Но, к сожалению, никто не оценил этого сходства.
