Вася покраснел.
– Я очень сердит, – сказал он. – И, откровенно говоря, с трудом удерживаюсь, чтобы не надрать тебе уши. Может быть, ты хочешь узнать, почему я удерживаюсь?
– В самом деле, почему? – спросил заинтересованный Кот.
– Потому что ты старик в сравнении со мной и я почувствовал бы себя неловко, надрав старику уши.
– Мяу! Если тебе так уж хочется, пожалуйста, – надменно сказал Кот. – И меня, кстати, еще нельзя назвать стариком. Мне только что минуло девять. Но я спросил "почему?" в смысле "за что?".
– Ты действительно не понимаешь или притворяешься, киса? – спросила Ива.
– Во-первых, я тебе не киса. А во-вторых, с какой стати стал бы я притворяться? То, что я сказал, это современный взгляд на поэзию. А вы, ребята, даром что вы ребята, живете в девятнадцатом веке. Ну вот, например, ты пишешь:
…подобно
Венецианской шелковой галере.
Между тем галера – военное судно, на котором обычно гребцами были каторжники.
– Гондола не рифмовалась.
– Почему? На «гондолу» сколько угодно рифм. Например, «радиола».
– Не обращай на него внимания, Ива, – сказал Вася с досадой. Стихотворение хорошее. Тебе не кажется, что каждый раз, когда мы встречаемся, между нами что-то происходит? И хотя сегодня четвертый день, как мы не расстаемся, тоже что-то произошло.
– Может быть, мне удалиться? – иронически улыбаясь, спросил Кот.
– Я видел сон, который как будто шагнул ко мне из первой, давно забытой жизни. И ты угадала его в своем стихотворении. Неужели старый Ворон сказал правду и я четыреста лет назад действительно был молодым венецианцем и ухаживал за девушкой с золотыми волосами, на которую, как на тебя, нельзя было смотреть не улыбаясь?
ГЛАВА XVI,
в которой Коту не удается отведать свежей рыбки, а лодочнику не удается отделаться от Васи. С незнакомца слетает шляпа, и лоза бьет его по лицу
Это было свежее сентябрьское утро – осеннее равноденствие, когда ночь, которая долго гналась за днем, наконец догнала его и стала неторопливо перегонять минута за минутой.
Дорога шла вдоль какой-то речки, по высокому берегу, спускавшемуся к воде ровными террасами, которые как будто просили, чтобы их назвали этим полузабытым словом.
Филя, давно соскучившийся по свежей рыбе, попросил остановиться. Он заметил лодку у противоположного низкого берега, а в лодке человека в кожухе, очевидно ловившего рыбу.
– Точнее сказать, наловившего, – облизнувшись, сказал Филя. – Держу пари, что здесь водятся щучки. Он наловил их на блесну, а теперь направляется прямехонько к нам.
