— Я не об этом, — досадливо поморщился Перикл: даже со слугой не удаётся избежать разговоров о войне. — Я о том, не много ли мы тратим средств на пищу, не балуем ли наших домочадцев роскошью.
— Роскошью? — усмехнулся Эвангел. — О настоящей роскоши в этом доме никто не знает. Ты посмотрел бы, господин, как живёт торговец скотом Лисикл, в доме которого я недавно был. Там объедаются ежедневно тем, что мы лишь пробуем по праздникам.
— Лисикл — человек ничтожный, — сказал Перикл. — Но зачем ты был у него в доме, кто тебя к нему посылал?
— Аспазия. Лисикл привёз несколько амфор вина из Финикии и торговал им.
— Ты купил у него вино?
— Нет. Лисикл уступил амфору просто так, из почтения к нашей госпоже.
Перикл стукнул кулаком по ложу, на котором сидел.
— Я ведь сказал, — процедил он сквозь зубы, — ни от кого не принимать никаких подарков! Говорил я тебе или не говорил?
— Говорил, — опустил голову Эвангел. — Но ведь такое хорошее вино. Густое и красное. Не то что из наших тощих виноградников.
— Лисикл — друг демагога Клеона, моего заклятого врага!
— Это так, — согласился Эвангел. — Но вино Лисикла этого не знает...
— Уходи! — потребовал Перикл. — Ты ослушался меня, и я велю тебя за это наказать. Я велю столкнуть тебя в яму... — Перикл закрыл руками лицо и сидел так какое-то время, чтобы унять гнев. И когда ему это удалось, открыл лицо и спокойно спросил Эвангела, который продолжал стоять перед ним с опущенной головой: — Ты этим угощал Фидия в тюрьме? Вином от Лисикла?
— Да, господин. Все говорят, что это славное вино. Вот госпожа и велела угостить им несчастного Фидия. Ты помнишь, как оно ему понравилось. Он хвалил вино и нашу прекрасную госпожу.
— Погоди, — остановил Эвангела Перикл. — Вспомни-ка теперь, как всё это было. С того момента, как Аспазия приказала тебе взять для Фидия вино, принесённое от Лисикла.
Эвангел помолчал, собираясь с мыслями, снова оглянулся на дверь, за которой маячила тень вестового, и сказал, понизив голос почти до шёпота:
— Я всё понял. Фидий был отравлен в тюрьме, и ты, господин, теперь хочешь выяснить, не мы ли его отравили. Но кто тебе сказал, что он был отравлен вином? Тюремщики могли подсыпать ему яду в обыкновенную воду или в похлёбку. Это так просто.
— Разумеется, Эвангел. Конечно же, Фидий не был отравлен нами. Это страшная ложь, будто я повинен в смерти Фидия. И тот, кто пустил гулять эту ложь по Афинам, будет изобличён и наказан. Я лишь хочу убедиться, что в наших действиях не было ничего такого, что могло бы стать причиною подозрения. Не доказательства, а подозрения. Ты понял меня?
