Мой дед, Наум Михеевич Бабурин, жизнь прожил на глухом севере Омской области ремесленником, зарабатывавшим на прокорм многодетной семьи индивидуальными подрядами: брал лесную делянку в васисском урмане, валил вековые сосны и лиственницы, обтесывал, шкурил, свозил бревна по зимнику в Тару или какое-либо село и ставил дом. Предварительно, как и надлежит плотнику-единоличнику, в одиночку делал полностью сруб, год выдерживал для сушки, разбирал на бревна, потом вновь собирал, уже на мох, ставил крышу. Как ныне говорят, сдавал дом «под ключ». И так из года в год. Своим тяжелым трудом содержал жену и шестерых детей. Ввиду многодетности, в войну был мобилизован на местный завод. Из шести человек дедовых родных и двоюродных братьев, ушедших на фронт, вернулся один дед Алексей.
Бабушка, Ирина Сергеевна Бабурина (Королева) занималась только семьей и хозяйством. И всем своим детям дед с бабушкой дали хорошее воспитание и образование.
Дед Наум Бабурин чуть не был расстрелян белыми после установления их власти в Таре. Спас офицер царской армии, которого незадолго до того дед выручил от красных: увидев приготовления к казни, офицер взял деда на поруки, о чем бабушка Ирина благодарно вспоминала даже в 70-е годы. Дед Наум умер, окруженный заботой близких, в 1970 году.
Другой дед, Николай Петрович Кульбедин (Кульбеда), приехал из Брестской области Белоруссии, городка Мотоль, который в средневековье был городом с Магдебургским правом, а в XXI веке едва вытягивает и численностью населения, и уровнем развития производств лишь на село. Приехал в Семипалатинск осваивать Южную Сибирь. Хотя был, по некоторым сведениям, из семьи священника.
Если дед Наум уклонился вначале от белой мобилизации, потом от красной, общественной суеты избегал, то дед Николай, судя по всему, страстный и деятельный, ввязался в гражданскую войну, которую закончил, гоняя басмачей в Ферганской долине. Н.П. Кульбедин вступил в ВКП(б) и, как человек партийный, был брошен на потребкооперацию в село. Возглавлял РайПО, был в конце 30-х арестован. «Убеждали» признаться в совершении предъявленных преступлений, очевидно, серьезно, поскольку даже когда повезло — он дотянул до «пересменки» Ежова и Берия, — и он был выпущен, но выпущен в таком состоянии, что, едва добравшись до своего села, умер.
Его родители, Петр Кульбеда и Кристина Мацукевич, приехали к сыну в Семипалатинск в середине 20-х и из-под польской оккупации, и явно прячась от большевизации европейской России. Если прадеда не стало еще в годы НЭПа, то прабабушка Кристина прожила жизнь долгую, моя мама запомнит ее прекрасно.
