Думать, что другие люди для нас – это что-то особенное, не то, что всё остальное, о чем мы знаем, как о своих интеллектуальных объектах, по сути неверно. Да, у других людей, как интеллектуальных объектов нашего внутреннего пространства, есть какие-то специфические черты. Да, они включены в определенный набор специфических социальных игр, в которые мы с ними играем, у нас есть с ними определенная взаимозависимость и т. д.
Но суть от этого не меняется: для меня любой другой человек – это интеллектуальный объект моего внутреннего психического пространства, а не некий «субъект», находящийся по ту сторону меня, хотя я и понимаю, что он находится не внутри моей головы, а вне ее. Но точно так же я думаю и о земле, или о стуле, например – все они снаружи, но то, с чем я имею дело, в действительности находится внутри меня.
143. Именно в этом «понимании», что мир, с которым я взаимодействую, находится «снаружи», и кроется ошибка: на самом деле и весь этот мир, и другие люди, конечно, являются лишь представлениями, находящимися «внутри» моей головы. И другой человек в ней сделан мною таким, каким я его себе представляю. И в ней, конечно, не он сам, но только это мое представление о нем, и общаюсь я именно с этим представлением.
Когда я говорю с другим человеком, я, как мне кажется, говорю с ним, но на самом деле я говорю с тем интеллектуальным объектом, который существует в моей голове. Именно по этой причине я могу долго и содержательно «общаться» с человеком внутри моей головы, хотя он будет совершенно не в курсе этих – наших с «ним» – столь бурных зачастую дискуссий.
144. Причем сам факт проведения подобных «дискуссий» имеет огромное значение для формирования нарождающегося пространства мышления.
И здесь обнаруживается сущностное сходство с феноменом «эгоцентрической речи». Только если в раннем детстве ребенок говорит вслух, чтобы как бы «всунуть» эту речь внутрь себя самого, перевести ее в регистр «внутренней речи», образовав тем самым плоскость своего мышления, то в ситуации подростка он, пусть поначалу и комкано и рвано, начинает вести аналогичные, только внутренние диалоги с другими людьми, находящимися внутри его головы. Они превращаются в некие «общающиеся с ним» его же собственные интеллектуальные объекты.
Он что-то им – в этом своем внутреннем диалоге – объясняет, как-то оправдывается, уговаривает, «обводит вокруг пальца». Подросток как бы тренируется в этом бесконечном «внутреннем диалоге» для будущего, фактического общения, к которому еще, надо сказать, не готов в полной мере, не умея ни выразить себя, ни свою позицию, ни свое отношение, понимание или видение.
