Осенью, в мокрый вечер, пришел человек в вороной жеребковой куртке с барашковым воротником, в кепке и в блестящих калошах. Щуря глаза, он уверенно спросил у Ксении:
— Ксенофонт Колче у себя?
Она не успела ответить, как он сам без стука вошел в кабинет, подкрался сзади к Ксенофонту Ксенофонтовичу и еще холодными руками зажал ему глаза.
— Угадай! — сказал вошедший.
Ксенофонт Ксенофонтович вздрогнул и легко отряхнул с лица незнакомые холодные руки. Узнав гостя, он радостно улыбнулся:
— Евсей! Вот не ждал никогда!
— А ты все толстеешь, — сказал Евсей, похлопав его по животу, и заржал: — Ого-го-го!
— А ты все такой же. Какими судьбами? Раздевайся.
— Все тебе будет доложено. Покажи, где тут у тебя умыться, и потом я жрать хочу, как собака.
Во время еды они вели оживленный разговор, часто прерываемый дикими возгласами, нелепыми движениями, громким смехом.
— А помнишь козу?
— Физика. Как же! «Вся-а-а-к-к-к-о-е те-е-е-л-л-о м-е-е… господа, не смейтесь, а то вон из кла-а-а-а-а-с-са, ме-е-е», — дрожащим мекающим голосом передразнил Ксенофонт Ксенофонтович. — Но самое замечательное — это молитва!
— А у француза, — напомнил Евсей, неожиданно встал и с серьезной физиономией, округлив глаза, прочел: — «Рано утром, вечерком, преблагий господи, баба ехала пешком, преблагий господи, в ситцевой карете, преблагий господи…»
— Чего я никогда тебе не прощу, это когда ты у меня списал перевод и латинист поставил тебе пять с минусом, а мне кол. Почему ты не признался?
— Нашел дурака! Тогда бы он мне поставил кол, — сказал весело Евсей, довольный тем, что ему когда-то удалось получить незаконную пятерку.
— А где сейчас Катя Нейфах! Замечательная девушка!
— Катя Нейфах была удивительная девушка… Ты помнишь историю с собакой?..
Это были друзья детства, однокашники, и теперь вспоминали черт-те что.
Когда Ксения убрала тарелки и поставила на стол два стакана чаю и сахар, Евсей достал из жилетного кармана перочинный ножичек и начал оттачивать спичку. Не глядя на Ксенофонта Ксенофонтовича, который в это время полулежал на кровати, он кивнул головой на соседнюю стену и спросил:
— Там кто-нибудь у тебя есть?
— Сын.
— Комсомолец?
— Да.
— Тогда надо тише, — заметил Евсей.
С присвистом, высасывая из зубов остатки пищи, он спросил:
— В твоем распоряжении лошадь имеется?
— Имеется, — удивленно ответил Колче.
Тогда Евсей придвинул ближе к кровати кресло, в котором сидел, и очень тихо, но твердо сказал:
— Дело в том, что я бегу из социалистического рая… Я тебе сейчас все объясню.
