Кабатчик зря нагнетал панику. Да, комбинатовским перепало, я их изрядно покалечил, но, как говорят тут – живота не лишил. Об этом сообщил Степаныч, осмотревший страдальцев более детальней.
– Живы будут – не помрут, – добавил в конце он.
В Царицыно имелась собственная полиция. В кабак нагрянуло сразу пятеро блюстителей порядка. Они носили ту же униформу, что и стрельцы, разве что шапки и клапана на кафтанах были васильковыми.
Я приготовился дать отпор, принял боевую стойку. Пропадать, так с музыкой! Однако Степаныч взял меня под руку:
– Не дури, Игорь! Всё образуется. Сдайся стражникам.
Страшная усталость навалилась на плечи. Я обречённо вздохнул – будь, что будет.
– Взять его! – приказал стражник с щетиной на ввалившихся щёках.
Он погрозил мне:
– Не вздумай сопротивляться, парень! Мы тебя из пистолей изрешетим. Мяукнуть не успеешь.
– Не будет, – за меня ответил Степаныч. – Только вы, парни, поаккуратнее. Не испортите мне ученика.
– Был бы кто другой, мы б его сразу на месте уложили, – ответил щетинистый. – А пока в поруб посадим. Пусть воевода суд правит.
Связав мои руки верёвками, стражники вывели меня на улицу. Там уже собрались привлечённые громкими звуками зеваки.
– За что вы его, соколики? – прошамкал беззубый дедок в треухе.
– Двух комбинатовских побил, – пояснил ражий стражник за моей спиной.
– Вот оно как! Ить наверняка за дело! Давно пора приструнить этих гопников! Чего воевода с ними цацкается?
– Не тебе судить! – огрызнулся щетинистый. – Ступай домой, старый! Там тебя бабуся твоя заждалась.
Меня затолкали в поруб, на поверку оказавшийся каменным мешком с одним-единственным крошечным оконцем почти у самого потолка. Здесь было холодно и сыро.
Я опустился на колченогие деревянные нары, которые противно заскрипели под моим весом. Стоило привести мысли в порядок. Надеюсь, влияния Степаныча будет достаточно, чтобы наказание смягчили. Может, стоило дать бой пятёрке местных копов? Выскочил бы из кабака, потом ломанулся из Царицына, а там ищи ветра в поле? Хотя, сколько я б там продержался без припасов и оружия? До первой шайки-лейки мутантов, наверное.
Да и не чувствовал я за собой особой вины. Скорее наоборот – вершил справедливость. Нужно было вступиться за несчастного ребёнка, а развязные комбинатовские отнюдь не собирались церемониться со мной. С моей стороны была самозащита, на том и буду строить свою линию поведения в суде. Вопрос только в том, что он из себя представляет. Похоже, всё замыкается на воеводе, вердикт зависит лишь от него. Вряд ли тут как в моём прошлом: с присяжными заседателями и толстым талмудом законов.
