Толпа неистово зарычала.
– Будьте прокляты, нео! – завопил один из стрельцов, размахивая бердышем.
– Изничтожим крапивное семя! – вторил ему другой.
Отовсюду послышалось обещание самых страшных кар, на какие только способны опустошённые горем люди.
– Веди нас, воевода! Прямо сейчас! Все пойдём, до одного! – раздались крики из толпы. – Царицынские мы али нет?!
Но воевода был из мудрецов, которые знают, как нужно готовить блюдо мести.
– Спасибо вам, братья! – ответил он. – Всему миру честному мой поклон за доверие! Но не надо бежать сломя голову. Надо сесть и продумать нашу месть. Возмездие должно быть страшным и неотвратимым.
Жёсткие морщины собрались у его рта:
– Объявляю совет. Десятники, за мной!
Воевода развернулся и пошёл. Вслед за ним побежали стрелецкие начальники.
Народ постепенно разошёлся. Тела отвезли отпевать в импровизированную церквушку. Похороны были запланированы на завтра.
– Всё, – сказал Степаныч, – пошли в кабак. Денёк выдался тяжёлый. Надо бы напряжение снять.
Подумав, я согласился. Пить не стану, но хоть посижу и послушаю. Глядишь, выясню что-то новое полезное для себя. К тому же и впрямь на сегодня нам выпало столько испытаний, что не грех было бы хоть немного расслабиться. Да и волчий аппетит давал о себе знать.
В кабаке было тепло и сухо. К потолку крепилась «люстра» в виде деревянного обода с десятком сальных свечей. Пахло хлебом и чем-то мясным. В большущей печи клокотал настоящий Везувий.
За «барной стойкой», то есть деревянным прилавком – цыганистый типчик в кожаном мясницком халате поверх рубахи с высоким воротом. В старину его назвали бы целовальником. За спиной «цыгана» полки в несколько рядов с глиняной посудой и явно спортивными кубками, которые здесь использовали по прямому назначению.
В красном углу тускло горела лампада, освещая лики святой троицы. Ну да, хоть кабак, но всё как у людей.
Вдоль стен рядами тянулись длинные лавки и широкие столы, отполированные локтями посетителей почти до блеска. Несколько кабинок, разделённых перегородками для клиентов побогаче, ценящих уединение, пусть даже настолько условное. Все кабинки заняты, из каждой доносятся негромкие отзвуки серьёзного разговора.
Степаныч выбрал лавку попроще. Присел, вертя бородой. Сразу же подскочил пацан лет двенадцати: светлая, перетянутая на талии кожаным пояском, рубаха, серые штаны, лапти, макушку будто корова языком лизнула – жирные лоснящиеся волосы прилипли к черепушке, на руке полотенце. Он старательно смахнул со стола крошки и вытянулся словно оловянный солдатик, готовый сорваться с места при малейшем приказе.
