Аристотель. Не была бы.
Парменид. А, будучи таким, единое, по-видимому, оказывается причастно и какой-нибудь фигуре, прямолинейной ли, круглой или смешанной.
Аристотель. Да, это верно.
Парменид. Но, обладая такими свойствами, не будет ли оно находиться и в себе самом, и в другом?
Аристотель. Каким образом?
Парменид. Ведь каждая из частей находится в целом и вне целого нет ни одной.
Аристотель. Так.
Парменид. И все части охватываются целым?
Аристотель. Да.
Парменид. Но единое — это и есть все его части: не более и не менее как все.
Аристотель. Конечно.
Парменид. Так не составляет ли единое целого?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Но если все части находятся в целом и если все они составляют единое и само целое и все охватываются целым, то не значит ли это, что единое охватывается единым и, таким образом, единое уже находится в себе самом [20]?
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Но с другой стороны, целое не находится в частях — ни во всех, ни в какой-нибудь одной. В самом деле, если оно находится во всех частях, то необходимо должно находиться и в одной, так как, не находясь в какой-либо одной, оно, конечно, не могло бы быть и во всех; ведь если эта часть — одна из всех, а целого в ней нет, то каким же образом оно будет находиться во всех частях?
Аристотель. Этого никак не может быть.
Парменид. Но оно не находится и в некоторых частях: ведь если бы целое находилось в некоторых частях, то большее заключалось бы в меньшем, что невозможно.
Аристотель. Да, невозможно.
Парменид. Но, не находясь ни в большинстве частей, ни в одной из них, ни во всех, не должно ли целое находиться в чём-либо ином или же уж вовсе нигде не находиться?
Аристотель. Должно.
Парменид. Но, не находясь нигде, оно было бы ничем, а так как оно — целое и в себе самом не находится, то не должно ли оно быть в другом?
Аристотель. Конечно, должно.
Парменид. Следовательно, поскольку единое — это целое, оно находится в другом, а поскольку оно совокупность всех частей — в самом себе. Таким образом, единое необходимо должно находиться и в себе самом, и в ином.
Аристотель. Да, это необходимо.
Парменид. Но, обладая такими свойствами, должно ли оно и двигаться, и покоиться?
Аристотель. Каким образом?
Парменид. Оно, конечно, покоится, коль скоро находится в самом себе: ведь, находясь в едином и не выходя из него, оно было бы в том же самом — в самом себе.
Аристотель. Так.
Парменид. А что всегда находится в том же самом, то должно всегда покоиться.
