— Ничего, — через силу произнесла девушка, — споткнулась, ударилась немного, приложу сейчас мазь с фэн-травой, и пройдет.
Понятно, что такая ложь не осталась нераскрытой, уж очень она жалкая, но не было сил придумывать что-нибудь другое, да и нехорошо это. Но тут уж и Су Ин сообразила, что не до нее Ак Ми Э, и когда девушка попыталась проскользнуть внутрь, Хранительница легко потеснилась ото входа. Что поделаешь, решила добрая женщина, посидит, выплачется — глядишь, и полегчает.
Как только девушка добралась до своего уголка — упала на лежанку без сил. Не хватало сил даже на то, чтобы по-настоящему расплакаться, она только всхлипывала судорожно. Наверное, все уже выплакала. Ак Ми Э и не знала раньше, что можно столько плакать. Не знала, что может быть столько боли.
В таком положении Матушка ее и застала. Сама она вошла тоже что-то невесела и даже сразу не заметила Ак Ми Э, уже затихшую на своей лежанке. Сбросила свой подбитый пухом огромный плат до самых пят, прошлась по горнице, рассеянно трогая травы, развешенные пучками по всем стенам, кроме входной, и только тут случайно бросила взгляд в уголок Ак Ми Э.
— Что же ты не разденешься? — осторожно подошла Матушка.
Девушка подвинулась все так же безмолвно, только мокрые глаза смотрели на Старшую Хранительницу безо всякой надежды. Обреченно.
— Ну же, Ак Ми Э, — зашептала Хранительница, садясь и обнимая девушку за плечи. — Что произошло опять? Кто обидел?
Та только сильнее зарыдала.
— Не могу… так, — наконец прошептала она.
Она же не глупая, видит, как тщетно пытается Матушка найти какие-то слова для нее — и не может. Неужели Старейшина с Матушкой про нее говорили?
— Видно, духам так угодно, девочка, — пробормотала Хранительница, опустив глаза.
— Нет, духам я не угодна, — Ак Ми Э присела и посмотрела на Матушку сквозь слезы. — Они не хотят со мной говорить. И каждый в Роду И Лай, каждый, даже маленький ребенок, знает, что духи не хотят Ак Ми Э. Она никогда не будет Хранительницей Рода. Наверное, права Та Ни, — и ее голос предательски задрожал, — они меня прокляли…
— Ты что же говоришь! — Матушка вскочила в негодовании. — Как только ты можешь говорить такое! Так говорить — все равно что призывать проклятие на свою голову. Берегись рассердить духов!
— Матушка, — Ак Ми Э тяжко вздохнула, — да весь Род гудит, как дикий рой в дупле лесного дерева! Мне до этого дня лишь только в лицо этого не говорили. А теперь и так уже сказали… Разве могу я своими словами сделать еще хуже?
