– О Городе слыхом не слыхивал, это три. Уклад наш ты не понимаешь. Наивен порой, как ребенок, но не дурак. Знания имеешь – многих мыслителей за пояс заткнешь, это уже четыре, – Шептун опять тяжело вздохнул. – Много чего еще перечислять можно, но главное – Дар ты не чувствуешь.
У всех присутствующих вырвался вздох удивления. Все как один уставились на Ника. Тот с не меньшим удивлением обвел взглядом друзей.
– Вот оно что! – воскликнула Клео и тут же от чего-то смутилась. – Но так же не бывает, Шептун. Дар на всех ложится – и на людей, и на тварь лесную. Может, он из этих? – девушка замолчала, еще больше смутившись.
– Нет, не из этих, – Шептун поднял голову, посмотрел прямо в глаза Клео и, предупреждая следующий ее вопрос, твердо сказал: – Я сам, как вы, Великорожденная, изволили выразиться, «из этих».
Девушка от неожиданности присвистнула, альвар с силой клацнул мечом о ножны.
– Что тут происходит? – Ник, молчавший все это время, недоуменно переводил глаза с одного на другого. – О чем вы все тут толкуете?
– Ник не может использовать Дар, – Шептун спокойно смотрел на замерших в напряжении девушку и ее телохранителя. – Я, – произнес он с нажимом, – могу.
– Никогда не любил откровений, – Гунн-Терр еще раз звонко клацнул мечом и отвернулся.
– Может, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – Ник снова попытался прояснить ситуацию.
– Погоди, Ник, – Шептун остановил его взмахом руки. – А ты сама, Клео, ничего в себе такого необычного не ощущала? Может, срезанные цветы в твоей комнате дольше стоят, не увядая, чем у других, а? Или, скажем, боль руками снимать можешь?
– Ты что, старик, себе позволяешь?! – в руке альвара сверкнул меч. Воин выхватил его настолько молниеносно, что тот, казалось, сам прыгнул ему в ладонь. – Ты на что это, дряхлый отверженец, намекаешь?
– Остановись, альвар! – в голосе Клео звякнул метал. И уже обращаясь к Шептуну, спокойно произнесла: – Насчет цветов не скажу, а боль, наверное, могу. Отец меня часто просил ладони у висков подержать. Говорил, что я ему боль как рукой снимаю, – Клео задумалась. – Да ты и сам, Гунн-Терр, сколько раз после ваших тренировочных боев просил в ушибы тебе мазь втирать. Тоже говорил, что у меня руки золотые.
– Это ничего не значит! – отрезал альвар.
– Когда мы от тумана с холма уходили, – задумчиво произнес Шептун, – думал, все – не вырвемся. Слишком много в нем тварей голодных рыскало. Всех не отвести от нас было. По пятам шли, – он несколько раз огладил бороду. – Вдруг, чувствую, легче стало – помогает кто-то. Не чуют нас твари. Потеряли и все тут! Потом, как выбрались, на тебя глянул – тут и понял все. Раньше еще какие-никакие сомнения были, а после того случая все ясно сделалось.
