Чтобы связаться с любым человеком, надо было, вызвав по приемно-передаточному кольцу Информационный центр, назвать основные сведения об этом человеке. Центр автоматически находил его индекс и производил вызов легким покалыванием пальца.
Мерсье вызвал Центр, назвал Симона Котона и прибавил ряд признаков: место работы - одна из приливных станций, возраст - около сорока лет, средний рост, серые глаза, прямой короткий нос, рыжеватые волосы, голос низкого тона...
Минуты через две раздался знакомый бесцветный голос:
- Слушаю.
- Котон, - сказал Пьер, - это Мерсье. Мне нужно с тобой поговорить.
Короткое молчание, потом ответ, равнодушный, без малейшего признака удивления:
- Ну что же?
- Но я хочу говорить не издали.
Вероятно, Котон все же удивился, но голос его по-прежнему был лишен всякого выражения.
- Хочешь приехать ко мне?
- Да.
- Что же? Хочешь сегодня?
- Если не возражаешь.
- Можно. Через сколько времени?
- Точно не могу рассчитать.
- Ну неважно. Я буду на станции или дома - очень близко отсюда.
Анна изумленно смотрела на отца, с трудом удерживаясь от вопроса - зачем ему это? Вместо того сказала:
- Я тебя доставлю до Новой Гвинеи в микросамолете.
- Время тебе позволяет?
- Позволяет.
Изумление Анны не ускользнуло от отца. И в самом деле, зачем ему Котон? Разве в Котоне дело?
Но все-таки интересно: что за человек? Почему он так враждебен к величайшему предприятию человечества?
Будь Пьер занят хотя бы самым небольшим делом, стал бы он на это тратить время?
Прибыв через час на Новую Гвинею, он должен был прождать около получаса до отправления реактивного самолета в Токио. Затем простился с Анной, и она возвратилась к себе. Пьеру же предстояла еще долгая дорога - к Белому морю.
С воздушного вокзала у Белого моря он позвонил Котону. Тот был дома.
- Что же, - сказал Котон, - приходи. Минут двадцать пешком от вокзала. Или возьми микросамолет.
Мерсье предпочел пройтись пешком. Ему казалось, за это время он соберется с мыслями. Но мысли так и оставались разбросанными, неопределенными.
Извилистая дорожка вела через лес к одиноко стоящему домику, напоминающему старинные коттеджи. Солнечные лучи пронизывали зеленую листву и синеватую хвою. Цветы пахли свежо, чуть пьяняще. Птицы пересвистывались, перезванивались радостными, бойкими голосами. И все эти бодрящие лучи, цвета, запахи и звуки резко контрастировали с уже притупившейся, но ничуть не ослабевшей душевной болью Пьера.
