Упасть мне не дали, схватили за шкирман, который сразу же затрещал, вздернули на ноги и толкнули. Я оказался посреди двора, ничего не понимающий и со звоном в ушах. Рука тяжелая у королевы.
Счас лупить будут…
Но не стали.
Все тогда оказалось намного хуже.
— Смотри! — Визгливо приказала матушка. — Вот твоя шлюха!
— Да ку… — Я осекся, когда оглянулся.
Тройка стражников, полукругом. Почему-то отводят глаза. В центре двое. Один в возрасте такой мужик и широкий, на комод похожий. Ручищи здоровущие, в заляпанном переднике, из-под которого высовываются грязные, бурые кожаные штаны, заправленные в калиги. Калиги тоже бурые.
А что это за существо между ними, в дерюге? Знаете, как в фильме «Рембо, первая крофф» — там ещё Сильвестр кусок брезента рубашкой сделал. Дырку прорезал, проволокой опоясался…
Тип в переднике, палач.
А вот эта… Эта… Господи! Да я ж её совсем недавно…
— Принц. — Сказали искусанные, распухшие губы. Острые обломки зубов, кровь залила весь подбородок.
Глаза. Посмотрев ей в лицо, я наткнулся на её глаза и не смог отвести взгляда.
Зеленые глаза, пару снов назад смотревшие с расчетливой страстью, теперь смотрели… Не знаю, как они смотрели. Сергей-большой, прошедший в свое время первую чеченскую, повидал там многое. Что как-то по пьяни рассказал в красках и лицах. Меня от его рассказа тогда стошнило неслабо, да и потом при виде чернозадых руки чесались месяц. Вот он бы смог описать. Я не смог.
Наверное, это боль? Или просто удивление? Была красавица, умница. Все мужики стойку делали. Были гладкие груди и розовые соски, плоский животик, нежные волоски на лобке, стройные бедра и упругая попка, детское личико с упрямо вздернутым носиком. И был шепот ночью «Возьми меня принц, возьми меня ещё и всю! Я твоя! Ты лучший»
Теперь же все. Кончилась красавица и умница.
Лицо мертвое, остановившееся. Застывшее где-то «тогда», когда ещё не было так больно. На внутренней стороне бедер кровь и синяки, на полу под ней тоже кровь, быстро капает и собирается в круглые, подернутые пылью лужицы.
Ветер трогает гриву седых, совершенно седых волос, щиплет по волоску.
— Что… Как? — Вдруг я понял, что говорю эти слова. Повторяю их раз за разом.
Блять, что за сон! Проснуться, быстрее проснуться!
Налетел ветер, трепанул порванную дерюгу. Палач, широченный как два меня, поклонился и отступил в сторону.
Девушка покачнулась.
Посмотрела на меня.
И зашлась в диком, хриплом стоне на одной ноте.
Как-то с запозданием я понял, что девушка кричит. Просто сил у нее уже нет на нормальный крик.
