Врагов не осталось. Расписной как раз принимал от Костика ногой в голову, а последний отхрамывал подальше, поднимая руки.
— Да вы чё уроды вы чё вас посадят…
— А тебя закопают! — Рявкнул Костик.
— Костя, хорош! — Крикнул я, сплевывая кровь. Длинная тягучая слюна попала и на футболку. Ну все, привет, мамка точно не отстирает, а я её за вечнозеленые у барыги покупал…
Костик остыл, огляделся.
Поле боя за нами, даже и по очкам.
— Поехали отсюда.
— Куда, а милиция?
— Да они не пойдут. — Покачала головой Маша.
— Что так?
— Да вот так. У того, который жирный, условный срок. И у писуна, — она кивнула на того, который предлагал отбить Костику голову, — тоже висит. Пойдут в ментуру, срок реальный станет. И этот блатота. Им в ментуру жаловаться западло, да?
— Да пошла ты… — Расписной ворочался в траве как большой тюлень.
— Что? — Спросили мы с Костиком хором.
— Все-все-все, вы серьезные ребята…
— Так-то вот. Едем отсюда!
По пути Маша попросила остановиться сначала у палатки при дороге, где девушки купили лейкопластырь, бинты-йоды и мороженое зачем-то, а потом второй раз, в указанном ей укромном месте.
— Всё, оба из машины, на лечение! — Скомандовала она.
Подчинились.
Моё лицо протерли тряпочкой со спиртом, заклеили губу. Подняли рубашку и посмотрели на рёбра, вроде бы целы…
— Вот! Пьяный дебош, получите-распишитесь… — Выдохнул я.
Маша непонимающе посмотрела на меня, держа на весу баночку с йодом.
— Первую встречу помнишь? Сами ж удивлялись…
— Ну вот! А вы ещё сказали, что мороженое любите! — Торжественно объявила Женя, накладывая Костику на глаз пачку «пломбира». — Держи, атаман, а то отек будет! — И она, улыбнувшись, осторожно поцеловала Костика в целую щёку.
Тот расцвел на глазах.
— Жень, а ещё можно? У меня вот щека исцеляется, исцеляется…
— Обойдешься! — Улыбнулась Женя.
Ну, такая улыбка бывает… Когда женщина говорит «нет», это значит «да», ага?
У нас на дурке все путем
На шару жрем живем и пьем
И санитар уже привык
Когда кручу ему язык
Юрий Клинских, Сектор Газа
— Нна! — Сказал Вербицкий, целя мне в ногу.
Ногу я убрал назад, Вербицкий промахнулся, а я влепил ему в бедро.
Тут уж заскакали по залу оба. Я удар-то хоть и сдержал, да уже давно раскачивался. Вербицкому неслабо прилетело. А у меня после того рязанского блатного до сих пор голень болит…
— Ну-ка! — Серега Большой развел нас по сторонам. — Ну говорил же тебе, ногу качай, мало мыщцов! — Это он Вербицкому. — Ну а ты, — это ко мне, — ты вообще думай, не на улице ж, да? Серег, осторожнее надо!
