Ниссо раздумывает: куда спрятать мясо? На дворе, под камнями? Но собака может пронюхать, разрыть. Дома? Но вдруг тетка придет, пока Ниссо будет спать. Нет! Лучше совсем не спать, держать добычу в руках, а утром съесть ее всю. Конечно, так лучше!
Ниссо пробирается к корове, садится рядом, приникает к ней, зажимает обглодыш между колен, сидит, старается не заснуть. Но она сыта, и ее клонит ко сну. Через несколько минут она уже спит сидя, склонив голову и ровно, безмятежно дыша.
Утром никто не приходит. Ниссо, проснувшись, испуганно шарит руками вокруг себя. Но мясо лежит тут, и Ниссо съедает его одна.
Утренний туман поднимается над ущельем. Весь Дуоб в оживлении: женщины сегодня уводят скот на Верхнее Пастбище. Но Тура-Мо курит опиум вдвоем с Бондай-Шо. Она в другом мире, смутном, нездешнем. Никто на свете, кроме Ниссо, не вспоминает о ней. И кому есть дело до горя Ниссо? Неподвижно сидит она у входа в свое жилище и глядит на бредущий по селению скот: коровы, козы и овцы, звеня чугунными колокольцами, выплывают из розового тумана и снова скрываются в нем. А Голубые Рога, словно чуя свою беду, протяжно и грустно мычит, высунув голову из-за загородки и блестящими глазами провожая уходящее стадо.
Прошло несколько лет, — кажется, пять, может быть, даже больше: прошли они так же, как перед тем проходили многие годы — ничто не менялось в Дуобе. Несколько человек умерло, — их хоронили тихо, не слишком печалясь. Народились новые дети, — никто им не радовался. Все знали: люди здесь подобны камням, — сколько б ни сбрасывать их с полей, сверху навалятся новые; всегда будут люди в селении, и всегда будет им голодно. И дом Тура-Мо ничем не отличается от других домов, — пока живы в нем дети, они растут, как бы ни приходилось им плохо.
Так же, как и раньше, жила Ниссо, так же таскала в кувшине воду и варила похлебку, вела все хозяйство. Только к лохмотьям своего брезентового платья подшила снизу несколько кусков от изодранного джутового мешка, теперь оно доходило ей до колен.
Никто не помогал Ниссо. Достигнув десятилетнего возраста, Меджид мог бы уже многое делать в доме. Но главным его занятием оставалась стрельба из лука камнями.
Этим занятием увлекались все мальчики Дуоба, но Меджид предавался ему с особым увлечением. Он убивал птиц, щебетавших на ветвях тутовника, и ел их, как кошка, сырыми. Он подстерегал девочек, спрятавшись за камнями, и однажды влепил в лицо Зайбо такой камень, что искровенил ей всю щеку, разбил губу, выбил два передних зуба. Зайбо без сознания упала со стены, на которую залезла, чтобы дотянуться до диких яблок, выросших в саду соседа. Девочку подобрал сосед Палавон-Назар, охотник и мастер по шитью сыромятной обуви из кожи козла.
