— Командира корабля ко мне!
— Хай, слушаю вас, господин капитан второго ранга, — из предутренних сумерек появилась стройная фигура молодого бравого офицера.
— Ведите меня в штурманскую. Да поживее! Кажется, туман начинает появляться…
Они поднялись в штурманскую рубку. Такахаси остановился возле карты:
— Прошу указать точку, где мы находимся.
— Вот, господин капитан второго ранга, — офицер описал маленький кружочек к востоку от группы цепких островов. Такахаси взял линейку и сам проложил курс от кружочка, начерченного командиром эсминца. Линия указывала в сторону, куда ушла шлюпка с русскими военными моряками.
— Кораблю полный ход, — приказал он офицеру. — От курса не уклоняться. На марсе держать наблюдателя.
Внизу, под палубами, загудели машины. Судно задрожало, ходко двинулось с места. Через минуту эсминец набрал скорость, распахивая гладь воды острым форштевнем. На верхнем мостике, облачившись в теплую шубу, — перед рассветом в океане было свежо, — расхаживал Такахаси, осматривая светлеющий простор. В углу мостика стоял командир эсминца. Мутно-красная заря на востоке начинала светлеть, видимость в океане расширялась. И хотя у воды лежала тонкая пелена свинцового тумана, это не мешало просматривать океан все дальше, по мере того как наступал рассвет.
Не прошло и часа сначала погони, как на океане стало светло, вот-вот должно было взойти солнце. Теперь Такахаси не отрывался от бинокля. Он то и дело с ожесточением повторял: «Коматта-на-а!»,— Вот так штука! Что же теперь делать?] замечая, как пелена тумана все густеет, заволакивая дали.
Но вот он вдруг весь напрягся, как-то присел, словно хищник перед прыжком за добычей. Справа по курсу в пелене тумана темнел какой-то предмет.
— Что это там? — указал он командиру эсминца.
Тот перевел свой бинокль в указанном направлении.
— Риф, господин капитан второго ранга, — произнес он, продолжая смотреть через бинокль. — Дальше опасно идти, нужно дождаться полной видимости.
— Саа! Коматта-на-а! — снова произнес Такахаси, наблюдая за тем, как пелена тумана все больше заволакивает поверхность воды, становится все плотнее. Он долго ходил по мостику, нервно теребя эфес своей сабли.
Между тем эсминец приближался к едва различимому в тумане рифу и стал сбавлять ход. Вот он остановился совсем. Солнце уже взошло, окрасив в розовые тона волнистую зыбкую поверхность необозримой туманной заволочи. Под нею уже почти совсем не было видно воды. По мере того как солнце поднималось все выше, густел и взлохмачивался, вздуваясь, как опара, туман. Скоро рифа не стало видно вовсе, хотя он был всего в полутора-двух кабельтовых. Потом туман поглотил и нижнюю палубу судна, стал скрывать боевую рубку, подбирался к верхнему мостику. Часам к девяти утра он поднялся еще выше я плотно завесил солнце.
