— Я сделал это для тебя же, дурак! — лицо Дюка раскраснелось, а глаза, как затравленные зверьки, метались в глазницах в поисках безопасного убежища.
— Ты можешь идти, Дюк, — оборвал его Ройрих. Взгляд мышиных глаз старика не отпускал Фьорда. — Пойдем с нами, парень, с тобой не случится ничего плохого, ты еще до заката вернешься домой.
— Ну уж нет! — Фьорд ощетинился, хоть рука отца по-прежнему крепко держала его за плечо. Немного больше силы и Горальд мог легко переломать сыну кости. — Меня вы не превратите в очередную послушную куклу, которой Церковь будет помыкать вплоть до моей смерти!
— Что не так с этим ребенком? — устало просипел Ройрих и кивнул сопровождающим. — Заберите мага.
Горальд сделал шаг вперед, грубо оттолкнув сына за спину, сверху вниз взглянул на Ройриха и церковников. Эжен, прижав ладонь к губам, испуганно смотрела на супруга. Если он пойдет против воли Церкви, их обоих ждет суд и наказание, в полной мере соответствующее совершенному преступлению.
— Малец слишком взволнован и сам не понимает, что говорит, простите ему его дерзость, — Горальд широко улыбнулся, но этот примирительный жест натолкнулся на мертвую холодность церковников и скучающе-усталое лицо Ройриха. — Это моя оплошность, я слишком мало времени уделял его воспитанию. Сегодня девятнадцатилетие моего сына и, пусть это и не исправит моих прошлых ошибок, я хотел бы отдать ему подарок до того, как он уйдет с вами.
— Отец! — Фьорд не веря своим ушам смотрел на Горальда. Парень мог пытаться противиться церковникам, но с отцом ему было не справиться. До этого момента Горальд не выказывал своего отношения к бунтарским настроениям сына, и на какой-то миг Фьорду показалось, что отец, хоть и в тайне, но поддерживает его стремления.
Ройрих безразлично взмахнул рукой, позволяя Горальду исполнить желание. Мужчина улыбнулся еще шире и, повернувшись спиной к людям, пришедшим за его единственным сыном, крепко сжал Фьорда в медвежьих объятьях.
«Не знаю, что происходит в твоем мятежном сердце, парень, но, надеюсь, я не совершаю самую большую глупость в своей жизни», — думал Горальд, прижимая сына к груди. Фьорд не мог пошевелиться, как от сжимавших его рук отца, так и от растерянности: Горальд никогда не отличался проявлениями отцовской любви.
— Беги и не оборачивайся, — Фьорд услышал тихий шепот отца, а за ним треск камня. Сильный толчок в грудь выбил весь воздух из легких и сшиб парня с ног. Фьорд пришел в себя лежа на спине в паре метров от пробитой в стене дома дыры. Пространство вокруг быстро заполнялось пылью от обрушившегося на головы всех, кто был внутри, каменного свода. Оцарапанную при падении спину саднило, а горло сдавливал кашель.
