— Ищи, Фула! Ищи, умоляю тебя…
Взгляд командира через бинокль жег спину. Все мои мысли обращены к Фуле. Поднятой вверх мордой она давала знать, что не может ориентироваться. Мы пробежали через весь луг, а след она так и не взяла. Беспомощно остановившись, Фула уселась на задние лапы, словно смирилась с неудачей…
Мы проиграли на всей контрольной комплексной полосе. Фула не выдержала и оставшуюся часть испытаний. При задержании «нарушителя» она вела себя как миролюбивый домашний пинчер. Только в выполнении команд и бросках на расстояния она набрала очки, однако этого в любом случае было недостаточно. Я не мог поверить тому, что случилось. У меня были перед проверкой некоторые опасения, но проиграть на всей полосе! Мне хотелось забиться куда-нибудь в угол.
В подавленном состоянии я возвращался с Фулой к казарме. Она по-дружески терлась о мои ноги, словом, вела себя так, как будто все понимала.
В загоне я вычесал колючки чертополоха с шерсти и расхныкался:
— Понимаешь ли вообще, что ты наделала?
Собака положила голову набок, словно стыдясь смотреть мне в глаза, и на каждое слово отвечала поскуливанием. Похоже было, мы полностью понимали друг друга. Прервал нас мой приятель Сладек:
— Я сделал все, что мог, Вилда, но вот приказ командира! — Он прищурил глаза, словно их слепило солнце. — Это приказ командира… — повторил он тише.
— Это была случайность, временное недомогание, — сыпал я зыбкими аргументами в защиту собаки. — Но ты ведь ее знаешь, Пепино. Она может все делать не хуже других!
— Взамен этой собаки получим подготовленную ищейку…
— Послушай… — Я мучительно подыскивал слова.
— Ничего не поделаешь, дружище.
— Когда? — спросил я.
— Примерно через месяц. Это уже как решит начальство…
Я простился с Фулой. Пепино положил мне руку на плечо, и мы направились к клубу. Там царило веселое оживление. У пульта стоял Матей Мелихар и собирал выручку. Получилось так, что он один против всей роты поспорил, что Фула не пройдет испытания. И угадал. Сейчас он сгребал выигрыш. От приподнятого настроения лицо его сияло. Ирка Возаб швырнул ему двадцатикроновую бумажку. Кто-то угостил меня прохладительным напитком. Я только поблагодарил в ответ. Лучше возвращусь к Фуле…
Ребята говорили, что я похож на мать, которая должна вот-вот отправить сына в армию. Видимо, я вел себя именно так. Каждую свободную минуту я проводил у Фулы, словно уже завтра ее должны были отнять у меня. Начальство, к моей великой радости, не спешило. Все вроде бы забыли о замене собаки. Фула выполняла теперь менее ответственные задачи: то в карауле, то на учебном поле. Минуту назад мы с Фулой только возвратились с тренировки. Комната выглядела как после побоища. Томаштяк получил посылку, и все сбежались на ее дележ. Каждому досталось по куску и еще по кусочку. Облизывая пальцы, мы вели разговоры о собаках и службе. Я переживал, что после проверки меня ни разу не вызывали по тревоге с собакой, на задание, и все время думал о том, как вернуть Фуле утраченное доверие.
