— Иди к свету, мотылек…
От раздавшегося из темноты сладкого ядовитого голоса все внутри сжалось в тугой комок. Волна страха подкашивала ноги. Все тело отозвалось дрожью.
С трудом справившись с собой, словно по раскаленным углям, Тия медленно направилась в освещенный факелом круг…
— Быстрее! — Голос, прилетевший из ближнего конца комнаты, заставил девушку вздрогнуть.
— Ну, ну, не серчай, брат, — ответил ему сладким голосом первый. — Девочка просто заволновалась. Не каждый ведь день ей перепадает шанс стать кем-то другим…
— О да! Она станет… — Растягивая слова, прорычал второй.
Тия остановилась за один шаг до круга света, отбрасываемого факелом. Словно в сумасшедшем театре, братья-извращенцы надевали на себя жуткие маски. В таких местах, как «Дикий инстинкт», они могли воплотить в жизнь свои самые ужасные фантазии. Даже если они заиграются настолько, что ненароком убьют свою живую игрушку, кто станет искать городскую потаскуху? Все просто, они платят и получают то, что хотят. Весь город такой. Вся Лимма такая. У кого есть деньги и власть, тот может творить, все что захочет…
Мама…
Тело Тии все еще била мелкая дрожь. Но место страха и сомнений стремительно занимала живая всепоглощающая злоба. Ненависть к тварям в человеческом обличье заставляла сердце девушки не биться в судорогах ужаса, а отбивать боевой марш. Представление, в котором ей была отведена главная роль в жутких фантазиях братьев, отчего-то придало ей сил. Тия вспомнила маленькое боевое пламя свечи, ставшее пожаром в тот день, когда она отомстила Фирку. Она не жертва, не овечка Марта. Она хищница, мститель…
Тия запустила ладонь в высокий разрез своего платья. Нащупав две теплые бутыли, девушка резким движением сорвала их с себя и шагнула в одинокий круг света.
— Ты-ы-ы-ы? — Голос, пару мгновений назад говорившего сладким голосом убийцы, полностью преобразился.
И, все-таки, он ее узнал. Тия уже начала переживать, что эти сволочи могут и не вспомнить того, что сделали в какой-то там Захолмянке.
— Что там, Каром? Твоя бывшая, что ли?
Второй голос тоже изменился. Теперь уже он звучал едко и слащаво. Довольный удачной шутке, близнец громко заржал.
— Заткнись, Лаффар! — Голос Карома прозвучал как удар хлыстом.
Смех брата бывшего государственного переписчего тут же захлебнулся. Несколько ударов сердца никто не смел нарушить молчание.
— Эта та плеха, из-за которой мне нос сломали, — наконец жестоким голосом отозвался Каром.
