[12]. Она мелка и примитивна, как фигурка на брейгелевской картине. Натянутая улыбка, дурацкие руки – никто с ней даже не говорит. Словно девочка из сказки, Марина мысленно повторяет: пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Однако это не помогает. Она некрасиво улыбается и, подойдя к столу, притворно восхищается пепельницей, сделанной из копыта или рога. Дома у Саймона Флауэрса Марина читала бы его младшим сестрам стихи или слушала струнный квартет в исполнении Саймоновых родителей; могла бы даже подыграть на виолончели. Она наступает на что-то твердое – окровавленную, наполовину сглоданную кость – и, потрясенная, спотыкается о собачью миску. Вода забрызгивает ковер и паркет. В Вестминстер-корте Марина бросилась бы ее вытирать. Здесь остается лишь возносить молитвы богу водяных испарений.
– Юная особа, – раздается голос.
Все звуки стихают, будто кто-то припал губами к комнате и вытянул из нее воздух.
Александр Вайни поднимает энергичные брови. Четыре прямые морщины прорезали лоб – ему весело.
– Итак, ты…
– Мы с Гаем… э-э… – мямлит она, красная, как редиска.
Брови снова вздымаются вверх: одна, другая.
– Я имею в виду, – объясняет Марина, – я… мы знакомы.
– Я знаю, кто ты. Ты говорила. Мне пока не грозит старческая деменц…
– Разумеется, – вырывается у Марины, – я видела ваш возраст в «Кто есть кто».
– Вот-вот. И не перебивай. Вопрос скорее в другом: что ты такое? Вот какой аспект меня интересует.
– Простите?
– Боже, я ведь довольно ясно выражаюсь: ты – как это у вас называется – его девушка? Теперь еще принято заводить девушек?
На Марину обращены все взгляды. Повисает странная тишина, густая, как творог.
– Наверное, э-э, кто-то заводит. Но не в Кум-Эбби.
– Вот как? А что творится в Кум-Эбби?
– Мы… Это запрещено. Мы… корпим над учебой. Некоторые.
– Так ты корпишь? – Брови взлетают еще выше. – Корпишь, – задумчиво повторяет он, не сводя с нее глаз. – Знаешь, это хорошее слово. Итак, ты не его девушка.
– Я…
– Отвечать не нужно, – улыбается он. – Расскажи, что ты еще? Не смотри так растерянно. Черная индейская коса, выразительные брови – с такой внешностью только рыдать на похоронах мафиози. Испанка? Не знаю, не знаю. Но не гречанка, нет?
В Кум-Эбби никто еще не заходил так далеко. Если там и думают: «иностранец», то имеют в виду бледных аристократов из Кенсингтона, которые кончают с собой из-за карточных долгов. Однако в семье Марины нет ни картежников, ни пьяниц, ни самоубийц.
– Англичанка, – говорит она.
