Вокруг света | страница 8
Лес, как и зверя или птицу, надо уметь застигнуть врасплох. Однажды у меня это получилось. Фотоаппарата тогда не было, и я забрасывал вокруг лишь удочку зрения, собирая пойманное в бумажный садок – в ученическую тетрадь в клетку или линейку. Это было в мае, да вот ночью случились заморозки, и, когда я встал затемно и, не завтракая, поспешил на Арефинский холм, чтобы видеть восход солнца над Воскресенским лесом, по коленям и щиколоткам мне стучали белые бубенчики замерзшей росы на травах. Лязгая зубами от пронизывающего майского холода, я спускался в болотистую низину, переходил Волчий ручей, поднимался по склону… И увидел, что камень вверху уже озарен. Солнце опережало меня. Из травы взлетел жаворонок, поднялся высоко, остановился в воздухе, многокрылый, как мифическое существо, но так и не проронил ни звука, не смог пропеть свою песню – наверное, холодом свело клюв, – спикировал стремительно на землю. Зато на торфяной равнине за холмом бормотали тетерева, а со стороны Воскресенского леса неслись клики кукушек, звучные, как удары колоколов, и где-то дятел нашел вибрирующий сук и рассыпал по нему свои гулкие шары. И я увидел лес в солнечном озарении, светящийся молодой – и как будто вечной – зеленью дубов и берез. Дробь дятла раскатывалась по нему от края и до края, создавая звуковой образ леса – просторный, крепкий, терпкий. Камень за моей спиной сиял, на лице я уже чувствовал тепло солнечных лучей. И понимал, что запись словами не сможет передать всей силы и радости и глубины этого утра. Бессилен здесь был бы и фотоаппарат. Это утро надо было бы записывать нотами, текучими, как роса, и такими же чистыми.
Но все-таки некий бледный образ мне удалось поймать.
Да, конечно, Воскресенский лес – весенний.
И, приближаясь к нему в октябре, я это понимал особенно ясно.
Еще издали увидел среди выбеленных солнцем и дождями трав черные столбы и одинокую яблоню – все, что осталось от последнего воскресенского двора. Здесь жила старуха, которую мы называли на индейский или еще какой-то заморский манер Я-Передумала. Примерно с середины девяностых годов в Воскресенске остался последний жилой дом. Обитала в нем одна старая женщина. К ней, к ее избе, тянулись провода через Арефинские холмы от деревни Труханово и здесь заканчивались. По весне можно было видеть, как пожилой мужик в светлой рубахе пашет огород. Конь был из Труханова, возможно, и пахарь оттуда же, если не родственник, сын. Как-то на дороге мы повстречали эту старуху; задыхаясь от торопливой ходьбы, она спросила, не видали мы коня. Мы ответили, нет. «Ну, сбёг в Труханово!» – горестно воскликнула она и заковыляла дальше.
