Десятник сказал что-то одному стрельцу и заспешил в город. Андрей последовал за ним.
Город был шумный, и даже приближение Стеньки не заставило рынок не гомонить. Кроме русских по улицам сновали ногайцы, башкиры, калмыки, татары. Было даже несколько персидских купцов, которые в своих пёстрых халатах странно смотрелись рядом с белокаменными православными храмами. Однако во всех них чувствовалось какое-то затаённое ожидание.
Воеводские палаты, построенные ещё во времена Ивана Грозного, были одноэтажными, приземистыми, массивными и имели окна-бойницы. Воевода князь Иван Семёнович Прозоровский с братом Михаилом и сыном Борисом-старшим стоял на крыльце.
— Куды ведёшь, пёсий сын, — заорал воевода на десятника, покраснев. — Велено было всех сомнительных людишек вести к стрелецкому голове, а не ко мне.
— Так то-де говорит, стрелецкий сотник из Москвы, с грамотой до воеводы.
Прозоровский, подбоченясь, внимательней посмотрел на Андрея:
— Хто таков?
— Дворянский сын Андрей Алмазов.
— Хо, отца твово Алмазку я хорошо знавал, грамота где?
Андрей вынул из-за пазухи скрученный лист бумаги, подал воеводе. Тот развернул, начал читать, не дочитав, поднял голову.
— Только по зорьке младшего воеводу князя Львова со стрельцами отправил вора того Стёпку ловить. Споймает, — самодовольно сказал князь.
Андрей поёжился, но решился:
— Князь Семён Львов ярый мздоимец, за што на государевом дворе кнутом бит был. Мать родную за денежку продаст. Предложит ему Стенька серебра, он и сдаст стрельцов.
— Пёсий сын, — заорал воевода своё привычное ругательство. — Как смеешь ты осудить? Кто ты еся? Червь. Князья Львовы не тебе чета. Пошёл вон с глаз моих долой. — И, уже сбавив пыл, добавил: — Десятник, отведи его к стрелецкому голове.
— Сенька Львов, видать, и Прозоровского приучил хапать, а я с советами лезу, — еле шевеля губами, прошептал Андрей. — Молчал бы, дурак, за умного сошёл.
— Ты чево тама себе под нос бормочешь, пёсий сын, али недоволен чем?
— Это я, батюшка-воевода, молитву читаю, со страху.
— А?! Ну иди с Богом.
Десятник отвёл его к длинному деревянному дому, где располагались десятка три солдат. Стрельцы жили в городе с семьями. Часть дома была отгорожена. В этом помещении собирались по утрам офицеры. Стрелецкий голова Иван Красулин, с утра сильно хмельной, не стал выслушивать Андрея, указав на лавку. Среди офицеров шёл ярый спор, и голова со смехом слушал его. Андрей неожиданно для себя признал в одном стрелецком сотнике Никиту Скрипицына, малоросса, о коем он ведал, что он тоже состоит в Приказе тайных дел. Он пошёл и сел на лавку рядом с ним:
