Такое не забывается, и каждый из нас хочет, чтобы судьба проделала этот трюк хотя бы еще раз, в надежде снова испытать это удивительное чувство свободы, похожее на головокружение, как при прыжке в бездну.
Официант принес бутылку, откупорил ее и налил немного в бокал. Антон поднес его к носу, втянул запах вина, попробовал его на вкус и кивнул головой. Официант поклонился, налил вино в бокал и незаметно удалился.
Оркестр заиграл Гайдна.
Антон курил и слушал музыку.
Вскоре принесли первое блюдо – фугасаши. Перламутровые ломтики сырой фугу были аккуратно выложены на тарелке в виде большой бабочки. К нему прилагались три острых соуса. Понзу – из уксусного соуса, асацуки – из крошеного лука-резаца и момиджи-ороши – соус из тертой редьки дайкон. Когда официант удалился, Антон взял невесомый ломтик рыбы, окунул его в уксусный соус и отправил в рот. Попробовал разобраться в ощущениях – и нашел только одно определение – это было изысканно. Очень изысканно и опасно. Потом Антон отправил в рот второй ломтик, тщательно помакав его в соусе из тертой редьки дайкон и красного перца. И это тоже было уже очень опасно. Сердце учащенно забилось. Затем Антон решил немного успокоиться, отложил в сторону деревянные палочки, налил себе вина и выпил. Долго смаковал послевкусие, проводя языком по небу.
Риск смертельной опасности придавал этой трапезе особый непередаваемый вкус, а мыслям остроту. Антона охватила легкая грусть. «Все это временно, – сказал Антон себе, – и деньги, и успех, и этот ресторан, и эта салфетка… И я сам, со всеми своими удачами и надеждой».
Антон взял еще один перламутровый лепесток, окунул его в соус и съел, медленно прожевав. Неожиданно ему показалось, как мимо пролетела сама Смерть – зашуршала легким ветерком, взбившим шелковые занавески, и стала наблюдать за ним издалека, как и повар-японец, стоящий в отдалении, скрестив руки на груди, на случай если клиенту станет плохо.
«То, что я заработал кучу денег, ровным счетом ничего не меняет, – сказал себе Антон. – Если мне станет плохо, мой банковский счет меня не спасет, не выручит ни от боли, ни от внезапно выехавшей на встречную полосу машины с перекошенным от страха лицом домохозяйки за лобовым стеклом, ни от много чего еще… А все, что сейчас со мной происходило и происходит, – ничего более, чем суета сует, как говорил Экклезиаст.
Суета сует и томление духа».
Антон слушал музыку, макал последние ломтики фугу в соус и оправлял их в рот. Смертельная опасность этой еды рождала такие мысли, которые в любой другой ситуации просто не пришли бы ему в голову.
