Он поднимает брови, недоверчиво глядя на меня, даже когда вся его рука исчезает под её юбкой. Я жду от неё хоть какую-нибудь реакцию, хоть какое-нибудь сопротивление, что она оттолкнёт его, хоть что-нибудь, кроме молчаливого восседания там с плещущимся ужасом в глазах, когда ей всё же удается это стерпеть.
Блин. Он серьёзно нуждается в уроке как быть мужчиной.
Тот факт, что Кит, даже больше не смотрит на девушку, ничего не означает, ведь партия разыгрывается между нами двумя как между случайными прохожими, которые решают за неё. Если он обойдётся мной, я смогу победить. Но она, очевидно, не смогла бы, и, пытаясь помочь, я делаю только хуже.
Это моё единственное объяснение тому, что происходит дальше. Ведь я собиралась быть тихой, когда шла сюда. Но когда русский наклоняется, его глаза прикованы ко мне, и парень оставляет языком длинную, мокрую полосу на щеке девушки, а нрав, над которым я работаю, так сложно удержать под контролем — вырывается.
И я бросаюсь на него с подносом в руках.
Себастьян
«Какого хрена я здесь делаю?»
Это вопрос я задаю себе, по крайней мере, пять раз в день, каждый день, с тех самых пор, как попал сюда и этот же вопрос я задаю себе сейчас, по крайней мере, на данный момент, и продолжу задавать по пять раз в день, каждый день, всю оставшуюся жизнь.
Эта удручающая мысль заставляет меня пройтись рукой по волосам и вступить в борьбу с желанием сбежать из этого кабинета, из этого казино, покидая этот чёртов город. Но это не вариант. Не для меня. Не сейчас. Неважно, насколько сильно я чувствую себя не в своей тарелке. Я хватаюсь за весь имеющийся у меня контроль, напоминая себе, что это было моё решение вернуться сюда. И находится здесь прямо сейчас, работать над улучшением второсортного казино и сохранить рабочие места всем, кто здесь работает.
Интерком на столе моего отца — моём столе, жужжит и его секретарь — мой секретарь, произносит:
— Себастьян, Тодд Уотерс ждёт уже пять минут.
Снова разрушая свой мозг, я пытаюсь вспомнить, кто, бл*дь, такой Тодд Уотерс. Я вернулся сюда через пять дней после того, как отсутствовал в течение десяти лет, и нет ничего, чтобы я помнил. Ни работников, ни казино, ни даже своего отца, который болен, став пустой оболочкой того человека, которым был раньше.
Не уверен, что это говорит обо мне, или о нём, и какая версия мне нравится больше.
— Впусти его, — говорю я Линде, отворачиваюсь от окна и двигаюсь назад к письменному столу. Никогда не думал, что мне придётся за ним сидеть. Стол, за которым я никогда не
