Варяги. Меж степью и Римом | страница 89



Когда я, обмыслив и прокачав складывающуюся обстановку, вышел из шатра на свежий воздух, вокруг уже кипела работа. Лагерь жил своей жизнью, но жизнь эта стремилась не защищаться, а наступать. Большая часть воинов, прикрепленных к обороне стен гуляй-города, снова меняла оружие на пригодное для работы в строю хирда. Кавалеристы тоже готовились, проверяя не только свою амуницию, но и ту, что была на их четвероногом транспорте. А еще царило то самое возбуждение, что бывает исключительно перед готовящейся атакой и никогда в ином случае.

Ночь шаг за шагом отступала. Теряла свое влияние на мир, уступая даже не рассвету, а его предшественнику. Небо становилось не светлым, темно-серым, лишенным ярких красок ночи и нежных оттенков. Присущих раннему утру. Редко когда удается уловить эту самую грань, пройти по ней и прочувствовать все этапы перемены ночи и дня сквозь все промежуточные стадии.

Красиво. И одновременно чуть пугает, по крайней мере, лично меня. Кажется, что мимо проходит чья-то жизнь, а ты лишь смотришь, не в состоянии как-либо повлиять на нее. Страшно… чувствовать себя не способным изменить то, что изменить хочется.

Страх… Иррациональное, неприятное чувство, от которого надо не просто избавляться, но выкорчевывать с корнем из самых потаенных уголков души. Пусть там поселится осторожность, осмотрительность, хитрая расчетливость… Весь этот букет может помочь не рисковать понапрасну, не уподобиться так называемым бесстрашным людям, то и дело ломающим себе шею в прямом и переносном смысле по совершенно пустяковым причинам. Но страх… нет, это исключено. Испытывающий подобное чувство обречен, хотя сам порой уверен в обратном.

На войне страх ведом многим. Многие ли способны перешагнуть через него, причем сделать это осознанно? Увы, нет. Потому число «людей войны» столь незначительно, а порой становится и вовсе ничтожным. К примеру, в моем родном времени.

Мда, накатило. С заметным трудом выплыв в реальность, я увидел, чтонеуловимая грань между ночью и ранним утром уже исчезла, сменившись более привычной картиной, хотя и лишенной того мистического очарования, завораживающего и путающего. Словно та самая Бездна на мгновение посмотрела на осмелившегося всматриваться в нее, да и скрылась восвояси, обещав вернуться несколько позже.

Внезапно взгляд заметил присутствие поблизости не только привычной личности одного связанного кровными узами жреца Локи, но и нескольких воинов-жрецов, посвятивших себя различным, но неизменно воинственным божествам сложного нашего пантеона. И смотрели последние на меня… с интересом и уважением. Магнус же торжествующе улыбался, словно вновь увидел и осознал нечто не только важное для себя, но и полностью удовлетворяющее собственным целям. Это же подтвердили и обращенные ко мне слова: