— Та-ак, на нашем языке он явно не говорит, — констатировал я печальный факт. Про ромейский уж и упоминать не стоит. Остается надеяться, что кто-то из присутствующих ведает наречье печенегов. Иначе придется обратиться к тому же Гостомыслу, он точно поймет издаваемые вот этим звуки.
— Я понимаю печенежский, — улыбнулся Одинец. Его зовут Тайрах, он был полусотником в тысяче Сойра, что из премени Иртим. И уверяет «великого и могучего хана руссов», что расскажет все, что тот только пожелает, чтобы остаться в живых и без переломанного хребта или отрубленных конечностей. Там дальше про выколотые глаза, усекновение пальцев и про прочие милые развлечения, которыми печенежские ханы и главы родов тешатся с вызвавшими их гнев соплеменниками.
— Дикари, что с них взять. Но скажи, зачем ты нам сюда приволок ЭТО? Что оно вообще может знать интересного, пребывая в малозначимом состоянии полусотника? Да и вид какой-то слишком хлипкий и невоинственный. И все же полусотник Странно.
Глава телохранителей изобразил на лице хитро-торжествующую гримасу. Ну точно, сумел ухватить что-то серьезное, не лежащее на поверхности. Сейчас доложит, радуясь возможности показать себя с лучшей стороны. Вполне простительная слабость, все мы не чужды тщеславия. Полезное для человека качество, если в разумной дозе.
— Он не простой полусотник, он всегда был рядом со своим дорогим, очень дорогим тысячником. И днем и, что самое интересное, ночью.
— Вот оно даже как? От ромеев поганую привычку подхватили или же это и у них цветет и вонюче пахнет?
— Это их родное, — скривился Магнус, неплохой знаток обычаев и особенностей многих окрестных народов. В их оскорблении «сперва на старой кобыле учись, а потом девкам подол задирать будешь» есть много правды. У них многоженство не такое, как у нас, совсем иное. Отцы продают своих дочерей в жены тем, кто способен платить. Невинная девушка намного дороже, хотя и так цены высоки. Печенеги из богаты имеют несколько жен, более бедные либо одну, либо наложницу из рабынь небольшой красоты и большой потрепанности. Ну а молодые и бедные, которые еще не поживились в набегах или кого преследуют неудачи
— Мальчики и кобылы, — скривился я от отвращения. Века идут, ничего не меняется. Выродки. И их уклад жизни такой же.
— Зато на выродков легко давить, ломать их и так трухлявый дух, — обоснованно заметил побратим. Да ты и сам это знаешь не хуже меня. Не зря же и ты, и Гуннар указываете покупать или запугивать в далеких странах или среди посольств тех, кто схож по привычкам вот с этим вот печенегом.
