По первой как раз шел выпуск новостей. Планы выполнялись и перевыполнялись, уровни повышались, а сроки неуклонно сокращались. Женька зачарованно смотрела на экран. Там были живые люди - в нормальной одежде разных цветов и фасонов, - они громко говорили, смеялись и гуляли по улицам городов. А вдруг случайно покажут Димку? Идет он себе спокойно в библиотеку, а на улице стоит журналистка, прохожим вопросы задает... А что вы думаете, Дмитрий Николаевич, по поводу последних решений? И Дмитрий Николаевич крупным планом...
Вдруг в зале ахнули: на экране возникли знакомые лица - те самые, что маячили сейчас за стеклом. Мрачный старик, негр, еще какие-то в темных костюмах с галстуками медленно спускались по широким ступеням, вокруг суетилась пара журналистов с камерами и микрофонами. Диктор сообщил, что в город прибыла высокая делегация с дружеским визитом. У Капитолины задрожали губы, испуганным домиком поднялись брови: что делать? Выключить? Оставить? Информация явно из тех, что больным смотреть не рекомендуется... Она выразительно смотрела на Кривуленцию, но та, как назло, была занята разговором со стариком и не замечала происходящего безобразия. А дела пошли еще хуже: журналисты брали у старика интервью, он глядел прямо в зал прозрачными голубыми глазами и рассказывал о своих планах. Правда, доброжелательный баритон диктора, совсем перекрывший английскую речь гостя, не поведал зрителям ничего особенного: налаживание дружественных связей, обмен опытом, посещение музеев и театров, завода и самодеятельного митинга в поддержку безработных Запада.
Пошел сюжет о династии сталеваров, Капитолина судорожно вздохнула. Может, Кривуленция вообще ничего не заметила и ситуацию можно не обсуждать? Больные, вроде бы, сидят спокойно, смотрят равнодушно, ничего они такого и не увидели. Комиссия двинулась, наконец-то, дальше. На всякий случай Капитолина поскорей включила пленку со звериным фильмом. До конца оставалось досмотреть совсем немного, и вскоре больные были отпущены на продолжение хозяйственных работ.
х х х
Вечером Серафима была приятно поражена тишиной, наступившей в палатах сразу после отбоя. Никто не слонялся по коридорам, не торчал в умывалке, не жаловался на головную боль. Было хорошо известно, что после произведения необходимых записей в журнале Серафима отправляется дрыхнуть в подсобку и только изредка, когда надо отправлять в лабораторию ночную серию анализов, проходит по коридору, тяжело вздыхая и хлопая сонными глазами.
