19
Колонна за день успевала пройти до сорока километров. Первую неделю Дан обучал каждого умению водить птеран и набрасывать кроки для пешего маршрута, затем отрабатывал взаимодействие воздушной и наземной групп. Полтора десятка членов его команды понемногу притирались друг к другу. С Илией остались два монаха и вдова зарезанного беглеца.
График движения рассчитывался на стандартную длительность суток, хотя день стал непрерывным. Шли дважды по пять часов с двухчасовым обеденным перерывом. После ужина два часа тренировок и самоподготовки, личное время, затем сон. Палатки покрасили в чёрный цвет, но усталость так одолевала, что подростки досыпали в обеденный перерыв, отодвинув опорожнённую миску. Собственно, особого света и не наблюдалось. Так, постоянные дождливые сумерки. Ад, как назвали первые дни Катастрофы, продолжался, только утратил привкус новизны. Ходоки не удивлялись кислотным дождям, внезапным ураганам, землетрясениям и прочим страшным событиям.
Изувеченная планета пыталась приспособиться к новым условиям существования. Тем же занимались и люди. Птеран загрузили до предела. Он едва вмещал дежурную пятёрку, которая разбивалась на двойки и встречала пешую колонну горячими обедом и ужином. Пилот контролировал маршрут, вносил коррективы.
Пока всё шло нормально. К ним присоединились три женщины среднего возраста — работницы секретного правительственного архива Узбекистана, так и не дождавшиеся своего транспорта. Их просторный бетонированный бункер совершенно не пострадал от землетрясения. Дан пожертвовал частью менее ценных вещей, увеличил поклажу на пеших, но забрал основной и резервный источники питания, аккумуляторы и всю техническую библиотеку.
Теперь, в свободное время, он читал книги по тактике боя, изучал руководства по управлению коллективами и сетовал, что командир из него аховый. Лада утешала, подбадривала, порой дельно советовала — кому, как не психотерапевту, подмечать особенности характеров окружающих? Муж выслушивал, не оспаривая. Присматривался, чтобы понимать людей и манипулировать ими. А главное, учился сдержанности и терпению.
В тот памятный день накануне похода у Дана сдали нервы. Он дождался, пока его команда под руководством монахов занялась погребением бандитов и зарезанного теми мужа Зубейды. Убедившись, что все при деле, предложил Ладе слетать с ним на разведку. У брошенной яхты, где никто не мог помешать, Дан раскричался:
— Как ты посмела говорить от моего имени! Кто тебя просил? Я не собирался тащиться вместе с ними! У меня в Сибири всего одна маленькая избушка, на нас двоих, а ты! — И захлебнулся негодованием.
