— Я хочу перейти на вашу сторону. Вы должны выслушать мое мнение о книге, которую я прочел уже три раза. Мне необходимо, просто необходимо с вами переговорить.
— Да поймите же наконец, господин инженер, я не желаю вас больше видеть.
От растерянности он на миг лишается дара речи, но тут же начинает все сызнова:
— Я привык запросто разговаривать с клиентами, потому что они люди скромные и простодушные.
Женщина обрывает его:
— Если вы будете меня преследовать, я позвоню вашей жене.
Однако инженера не так-то просто выбить из колеи.
— А вы, читатели книг, вечно витаете в облаках и мните о себе невесть что. Замыкаетесь в своей раковине, и другие для вас не существуют, а если и разговариваете, то обращаетесь неизвестно к кому. Вы даже в глаза человеку никогда не глядите, я заметил. Ну скажите, отчего это, синьорина Вирджиния?
Последнего вопроса можно было бы и не задавать, потому что синьорина Вирджиния уже далеко.
По дороге домой она некоторое время размышляла, почему студент и усатый инженер все время пристают к ней со своими исповедями, а затем принялась по обыкновению говорить сама с собой. Вот и витрины, рекламные плакаты, афиши на улицах тоже пытаются привлечь ее внимание, но в отличие от книг никакого душевного трепета у нее не вызывают. Может, все это вывешено здесь только для того, чтоб спросить ее: «Ты меня понимаешь?»
Она ускорила шаг, но неоновые вывески, платья, прически, часы, яркие синтетические куртки неумолимо требовали от нее внимания, задавая один и тот же вопрос: «Ты меня понимаешь?»
И люди, пестрая толпа на улице, тоже будто стремились поведать ей что-то свое. В их взглядах, походке, том интересе, с каким останавливались они перед витринами, содержался опять-таки один и тот же вопрос: «Ты меня понимаешь?»
Оживленные разговоры вокруг ничем не отличались от ее собственного монолога, разве что звучали чуть погромче. Вся улица — это как бы огромный единый мозг, в котором копошатся слова и призраки мыслей, но им неловко и стыдно, оттого что они призраки, вот они и требуют к себе внимания, стараясь не выдать своей ущербности и предстать перед другими не тем, кто они есть на самом деле.
Призраки, стыдящиеся своей ущербности, снуют по тесной улице, не замечая того, что вокруг них раскинулась бесконечная вселенная. Все эти призраки, и вещи, и рекламы, и витрины покрыты странной, всепроникающей пылью; она забивается во все щели и неотвратимо оглупляет все, чего бы ни коснулась.
