Вот и сейчас он едва не грохнулся с табуретки, все загоготали, и ей самой стало как-то неловко. И за него, такого неуклюжего, и за ребят. А еще чуть-чуть — за себя, за эту вот жалость, за то, что она вообще на нее способна. Все это слишком… Слишком женское, да!
— Соня, тебе освежить бокал? Ты у нас девушка крепкая…
— Ты, Семенов, меня переоцениваешь. А впрочем, давай!
— Вот так и надо. Смотри, Кукушкин, тебя даже девушка на поворотах обходит.
— На этих поворотах пускай обходит кто хочет, — последовал ответ.
— Это ты намекаешь, что во всем остальном тебя никто не обойдет? Скромнее надо быть, молодой человек. Хотя, конечно, ты прав, куда нам до тебя! Но мы тебя все равно любим, правда, Соня?
На этих словах Семенов с легкой усмешкой взглянул на зардевшуюся Соню. Все, конечно, что-то такое фантазировали об их отношениях и с удовольствием посплетничали бы в сугубо мужской компании, вот только прямых поводов Соня не давала. Семенов решил прибегнуть к провокации:
— Ты бы взяла над ним шефство, сходили бы куда-нибудь, и вообще.
— Что — вообще?
— Да ничего, шутка.
— Не смешно.
Соня еще сильнее покраснела и быстро прошла к двери.
— Ты куда? Что ли, обиделась? — закричал Семенов.
— Нет. — С этими словами Соня захлопнула дверь.
Выйдя в коридор, она резко остановилась. Ее действительно задела, в общем, невинная шуточка Семенова. Странно, ей всегда было плевать, кто там что говорит. Да и сейчас тоже, просто было слегка досадно, что эти горе-ученые не могут найти иной темы для разговора. Но бывают и другие крайности. Как живое тому подтверждение, в коридоре показался Кукушкин:
— Пойдем, я тебе кое-что покажу!
— Ты уже показал!
— В смысле?
— Тебе нравятся эти идиотские намеки?
— А, ты об этом! Если людям нечем заняться, это их проблемы.
Соня позволила взять себя за руку и потащить в лабораторию. Она, конечно, ни минуты не сомневалась, зачем — на лягушек смотреть, на бедненьких! Его вообще что-нибудь кроме них интересует?! Самое ужасное, что она прекрасно знала, что если он хочет ей нечто показать, то оно действительно того стоит.
Когда взгляд уперся в матовую дверь, ведущую в святая святых, туда, где все происходило, она внезапно остановилась:
— Скажи мне, зачем все это?
— Не понял…
— Зачем? Я, конечно, понимаю, что для тебя лягушонок в конвульсиях — все равно что водка для Семенова, но зачем?! Есть тут какой-нибудь результат кроме твоего личного эстетического наслаждения?
Произнося эту гневную тираду, она не заметила, как дверь отворилась, они вошли, перед ее глазами уже мерцала в свете настольной лампы бесцветная жидкость, химический состав которой был ей прекрасно известен — сама ведь руку приложила к его созданию.
