стороны, в своей способности Малыша заменить я ничуть не сомневался – уж не в обиду
ему будь сказано. А во-вторых, выносливость там много важнее силы, а на выносливость я
никогда не жаловался. Я, вообще, двужильный.
- Ладно, на гиттонов, так на гиттонов. Когда?
- Завтра с утра. Покажи логово и иди, собирайся.
- Мне собраться – только подпоясаться, - говорю я и тыкаю пальцем в разложенную карту,
- вот тут, где речка под горой петлю делает. О!
Я таращу глаза, тру их, но надпись не исчезает. Речка шириной в два шага, журчание
которой я слушал битых двое суток, оказывается, носит гордое название «Фатум».
- Ну и название! А ведь и вправду… Интересно только, добрая эта судьба, или злая?
- Ерунда, - Дерек фыркает, - просто совпадение. Егерям, хоть все леса, реки и горы мира
так обзови – всё в тему будет.
- Наверное, - соглашаюсь я и выхожу из палатки, пока еще чего-нибудь не ляпнул. Ничего
себе – «просто совпадение». Но не буду же я это Дереку доказывать, после того, как
полчаса за нос его водил. А это, кстати, хорошо, что новами моими без меня займутся.
Глядишь, и рассосется проблема сама собой.
Зашёл я в казарму, огляделся. Кто спит, кто, на нарах сидя, амуницию чинит;
десятка четыре егерей, кругом на полу усевшись, слушают играющего на лютне Парса по
кличке Пан – хорошо это у него получается. Настолько хорошо, что, несмотря на всем
знакомый мотив – «В краю далёком» - никто подпевать и не пытается. В темном углу, за
нарами, пара компаний в кости режутся («на интерес, разумеется, господин лейтенант») –
с подобающим делу азартом, ужимками и размашистыми движениями, но – негромко,
чтобы другим не мешать. Обычный вечер, короче. Навскидку тут с пол-кохорсы, не
больше: вечернее построение было уже два часа тому, а устав хоть отлучек из казармы и
не поощряет, но и не запрещает. Посему все, кто желание и, (что немаловажно)
возможность имеют – разбрелись по городским квартирам. Так-то, чтобы сквад свой
собрать, следовало бы мне на утреннее построение прийти, но есть у нас традиция
крайнюю ночь перед маршем в казарме проводить. Поэтому я прошёл вперёд и громко
свистнул, внимание к себе привлекая. Разговоры затихли; егеря зашевелились, головы ко
мне поворачивая, только Парс, глаза полузакрыв, так и продолжил перебирать струны: «…
в том краю далёком, поздней весной, зацветут гиацинты под тенистой сосной…». Хорошо
