Цитадель души моей | страница 57
Здешних-то вергов мы давно от таких прыжков отучили, ну да я не против: хороший урок
и повторить не жалко. Ловлю летящего на меня верга левой рукой за левую же лапу, шаг
вперед делаю, толкая руку вверх, так что запястье мое аккурат ему в пасть расхлопнутую
входит. Он тут же рот и закрывает: это у них рефлекс – если что в рот попало – кусай со
всей дури. Так бы он мне руку насквозь прокусил, даже кольчуга бы не спасла – сила
вержьих челюстей кость на раз ломает. Вот только под кожей наруча на левой руке – сталь
сплошная до самого локтя. Единственное железо в доспехах у егеря. Скорость и ловкость
в лесу важнее крепости, поэтому тяжелые доспехи мы не жалуем. А наруч железный – это
против волков вержьих – они-то как раз любят прыгнуть, свалить и горло разорвать. И
отучить их от этого никак не получается – не одну сотню лет уже. Но мы, честно говоря,
не в обиде: вот так вот ловишь его на левую руку, правой рукой мечом полоснул, челюсть
круша, руку левую повернул, из пасти выдирая – и волк с рассеченным горлом дальше
летит, а ты себе идешь, как ничего не было. Одну секунду всё занимает, если со сноровкой.
Ну а верг что – тот же волк, разве потяжелее будет. Только вот ни ножа, ни меча, чтобы
мышцы подчелюстные рассечь у меня не было, поэтому на ногах я, ясное дело, не устоял,
да и не пытался. Весу в верге – поболее, чем во мне самом, и стой я, как истукан, руку,
намертво в пасти зажатую, он враз из сустава вынет. Так что я даже сам немного прыгнул
в нужную сторону. Грянулись мы оземь, аж гул по поляне пошёл. Вот только не верг на
мне оказался (как он ожидал), а я на нем. Да еще и левая лапа его моей рукой зажата – той
самой, которую он в зубах держит, а на вторую лапу я коленом навалился. У меня же
правая рука свободна и горло верга передо мной – как завтрак на тарелочке. Появись у
меня желание, раз пять успел бы ему трахею по шейным позвонкам размазать. Но нет,
рано еще стаю злить. Поэтому я посидел на нём немного, дал ему понять, что вывернуться
из-под меня он не сможет, потом по гуляющему вверх-вниз кадыку щелбан отвесил.
- Выплюнь, - говорю, - каку. Всё равно не прокусишь, только зубы пообломаешь.
Выплюнул. Обмяк, мышцы расслабил. Я его отпустил и назад отскочил – непривычно мне
верга живым отпускать – честь честью, а ну как бросится? Но не бросился. Поднялся
медленно, облизнулся, пошевелил челюстями, посмотрел на меня недобро и молча в
сторону отошёл. Два очка. Десять осталось.