Проданная замуж | страница 7
Я чувствовала себя защищенной и ухоженной. Еда неизменно была готова вовремя, лучшая подруга сидела со мной за одной партой, Джет всегда приносил палку обратно, когда ее бросали в парке Чейз. Тетушка Пегги будила меня каждое утро и каждый вечер заглядывала ко мне после того, как я искупаюсь, чтобы убедиться, что я хорошо укрыта, и поцеловать меня на ночь. Если я падала, она помогала мне подняться, если я обдирала колено, она промывала ранку и закрывала ее пластырем. Она была так добра ко мне, что у меня не было ни капли сомнения, что она моя мама, потому что мамы всегда были добры к детям в сказках, которые мы читали. Тетушка Пегги улыбнулась, когда я однажды заговорила с ней об этом, и в ответ сказала: «Нет, я твоя тетушка, Сэм, твоя и всех детей, что здесь живут».
Однажды мы играли во дворе в салки. Аманда погналась за мной, и, так как я бежала со всех ног, я упала и ободрала коленку. Было больно, я расплакалась и заковыляла в дом — пожаловаться тетушке Пегги.
— Храбрые девочки не плачут, ш-ш, не плачь и дуй на коленку, чувствуешь, как боль исчезает?
Мне не хотелось переставать плакать, но я послушалась тетушку.
— Вот теперь ты храбрая девочка. Чувствуешь, уже совсем не больно?
Я расплылась в улыбке — мне понравилось быть храброй.
Время от времени в детском доме меня навещал отец. Мне совсем не казалось странным, что он приходит, а потом уходит. Он приезжал, разговаривал с воспитателями в кабинете, выходил оттуда, гладил меня по голове и угощал конфетами, а потом уезжал. В детском доме папа был выше всех, он всегда улыбался, и его белые зубы ярко контрастировали с темной кожей. Я не помню, что он мне говорил, я помню только угощения. Правда. Он обнимал меня одной рукой и говорил что-то хорошее, а я вытаскивала у него из карманов конфеты и шоколадки — над чем мы оба смеялись, — которые мы позже съедали с Амандой. Он некоторое время разговаривал с тетушкой Пегги, и они оба смотрели на меня, говоря о чем-то, чего я не слушала. Но между нами ощущалась отчужденность — он никак не был связан с моей жизнью в детском доме. Он был моим отцом, и, кроме этого, я почти ничего не помню о нем. Поскольку я никогда не знала, когда он придет в следующий раз, посещения эти не были для меня чем-то, чего я с нетерпением ждала, или боялась, или что-нибудь в этом роде. Я воспринимала это как нормальный порядок вещей: если падаешь — расцарапываешь коленку; если приезжает папа — в карманах будут сладости.