У меня не было никакого желания возвращаться на работу. Получив приличную сумму от страховой компании, я решил пожить некоторое время в свое удовольствие.
Я хотел посвятить себя семье, старым друзьям, которых давно не видел, вообще я хотел начать жизнь заново, без забот и тревог. Однажды я пригласил на ужин Томмазо, человека симпатичного и застенчивого, вегетарианца, получившего несколько лет назад профессуру по англо-американской литературе. Хоть я и сам нередко воздерживался от мяса, на этот раз я все же решил приготовить себе филе. Мне необходимо было укреплять здоровье, я чувствовал себя переутомленным. Выслушав мой рассказ о внезапном недомогании, Томмазо сказал, что нечто подобное читал в романе Уильяма Фолкнера "На смертном одре". "Надо будет обязательно купить", - подумал я. Но в книжных магазинах о таком романе ничего не слышали, не значился он и в каталогах. Я даже пошел в библиотеку, правда, так и не решился зайти в нее. Даже в детстве я с трудом мог заставить себя переступить ее порог. Мне казалось, что ее полные знаний стены отвергали меня, тысячи пронумерованных корешков подтверждали мое невежество. Если учесть к тому же, что мой отец был владельцем типографии, можно представить себе коллизию. Так мне и не довелось прочитать этот роман.
Томмазо, конечно же, заметил произошедшие во мне перемены. Но ничего мне не сказал. Жена и дети тоже давно уже все видели. Из моих первоначальных намерений радоваться жизни ничего не вышло. Я избежал смерти, но не чувствовал в себе жизни, а уж постоянный отдых и бездействие тем более не шли мне на пользу. Теперь я знал, что никому не удастся избежать своей участи: ни моему младшему сыну, ни растениям, ни предметам. Никому и ничему. Земля казалась мне грязным камнем, выброшенным в никуда. Я не видел для себя спасения. Это может показаться странным, но я так и ощущал себя: случайно (и только временно) живым. Моя душа ненадолго ушла за облака и увидела там... кто знает, что она там увидела, но теперь я хотел вернуться именно туда, наверх. Здесь, внизу, я был страдающей и даже немного комичной эктоплазмой. Я делал странные и бестолковые вещи. На телефонный вопрос: "Разве вы не господин Блазио?" - я мог ответить: "Нет, это его призрак".
Один только Джулио, мой младший сын, которому в то время было семь лет, серьезно отнесся к моему новому состоянию. Он поделился своими впечатлениями с двумя школьными товарищами, и те, приняв на веру услышанное, пришли посмотреть на меня в тот момент, когда я копал огород. Они даже не вошли в калитку. У них не осталось никаких сомнений. Я смотрел на них так, как на некоторых картинах грешники смотрят на порхающих в небесах ангелов.
