A moongate in my wall: собрание стихотворений | страница 19



в домик мой, стоявший на пути.
Я открыла. Что же делать мне теперь,
если ты готовишься уйти?
Ты забрел случайно; ты не знал,
кто с приветом выйдет на крыльцо.
Улыбнулся на прощанье, и пропал.
— Мне твое запомнилось лицо.

1925

8. «Когда в открытое окно…»[47]

Tito

Когда в открытое окно
вечерних улиц шум влетает
бывает грустно и темно,
— но сердце что-то ждет и знает.
Его не трогает испуг
от грубого людского тона
и повторяющийся звук
испорченного граммофона.
Оно задумалось и ждет,
и в темноте своей таится,
и оттого еще живет,
что верит: песня повторится,
и позже, вдруг, затихнет все,
и будет лишь звучать красиво
«сон» кавалера des Grieux
взамен трактирного мотива.

1928

9. «Красный колпак с зеленым…»[48]

(Your jester, Eva)

Красный колпак с зеленым,
к плечу бубенчик приник,
и глупым таким фасоном
топорщится воротник.
Кукла ты, статуэтка,
отодвинут, чтоб не мешать,
я только редко-редко
должна тебя вспоминать.
Потому что, хоть твои губы
искривились зло и молчат.
Мне ничто так не будет любо,
как твой игрушечный взгляд!

1926

10. «Есть остров в океане. Ни коралл…»

Есть остров в океане. Ни коралл,
ни жемчуга его не украшают.
На голых гранях почерневших скал
растений корни молча умирают.
Там в полдень не проходят облака,
чтоб освежить каленый камень тенью.
и Божья вездесущая рука
не трогает опального владенья.
Есть в океане памяти моей
погибший мир. В нем нет дневного света.
Он Атлантиды царственной мрачней,
певучими преданьями одетой.
Туда летят развенчанные сны.
забытые осенними ночами.
Там мертвый лоб желтеющей луны
туманы кроют мокрыми плащами.

1926

11. «Слышишь ли ты, море…»

Слышишь ли ты, море,
я тебя зову?
Чуешь ли ты, море,
я тебя люблю?
Море! Ты не слышишь,
ты не внемлешь мне;
ты так тихо дышишь
в сонной глубине,
ты струей трепещешь,
чистой, как хрусталь,
ты как солнце блещешь,
убегая вдаль…
Стаю птиц ласкаешь,
любишь с ней играть,
а меня не знаешь
и не хочешь знать.

1920

12. «Рапсодия спустившихся планет…»[49]

Рапсодия спустившихся планет,
ушедших солнц, испуганных туманом,
и жизнь грустит по незнакомым странам,
и мысль стремится в небывалый свет.
Была любовь; светлей ее не быть.
Одни глаза другим глазам сверкали.
Алмазы в ожерелье бога Кали
таких огней не смели бы затмить.
И больше нет. Звенит другой мотив.
В бездонность древних скачок скрылась чара.
Так блекнет лотос в храме Пешавара.
И день приходит пуст и некрасив.

1926

13. «Тихие, лесистые ручьи…»

Тихие, лесистые ручьи,
синих мхов молчанье вековое,
сны о днях, которые ничьи,
шепоты в полуночном покое.