С десяток пленных солдат понуро смотрели на казаков.
Восходящее солнце меняло тона красок на их сумрачных лицах. И они как-то наполнялись жизненным светом.
Хотя, возможно, что исчезающий чёрный цвет и был магом всего этого преображения в природе. Именно он дал место для жизни другим цветам и необычным ярким расцветкам. И как-то оживил мрачную картину их плена.
А восходящее солнце радовалось жизни и на всякие такие мелочи не обращало никакого внимания. У него ещё столько неотложных дел, и надо торопиться ему навстречу новому дню.
И все же было удивительным то, что малейшее великолепие природы ухитрялось, во всеобщей вакханалии, никак не затмить друг друга, на то оно и утро! Вот где мудрость великая.
Но человек и здесь со своими вечными войнами умудрился всё испоганить, и красивое утро и новый день, на много лет вперёд, своей необузданной жестокостью. Именно таким страшным оно и запечатлелось у многих казаков в памяти.
Лука Васильевич выбрал из всей толпы пленных их начальника. Ошибиться в нём было невозможно: тот толстый и холёный, с усиками на лице.
А ярко написанное подобострастие на лице, желание угодить, сразу выделяли его из всеобщей серой массы соотечественников.
— Ты русский язык понимаешь? — спросил его строго.
Маньчжур должен видеть перед собой большого начальника, не иначе. Тогда он из кожи будет лезть, чтобы услужить ему — это у него в мозгу, уже отложилось навечно.
Тот усердно закивал головой.
— Кто казнил русских, а их головы посадил на кол, чтобы вороны им глаза клевал, и терзали их обезображенные лица. Вон сколько их здесь вьётся, на мертвечину со всей округи падальщики слетелись.
— Не я! Не я! — заелозил по земле на коленях маньчжурский офицер.
Я не убивал! Меня здесь тогда не было.
— А жить ты хочешь? — спросил его спокойно Лука Васильевич.
— Конечно, хочу! Хочу! — расплакался пленный офицер, и грязными руками размазывал по пухлому лицу слёзы.
— Вот тебе твоя сабля, и срочно надо поменять на чёрных, окровавленных колах, русские головы на маньчжурские. Этим ты сохранишь себе жизнь. Ты понял меня?
И снова, как болванчик. офицер замельтешил своей чёрной головой: — Я согласен!
Он сразу же преобразился весь, как погибающий от жажды цветок после спасительного и долгожданного полива.
Наши казаки только усмехнулись такой разительной перемене: снова перед ними был деспот, а не человек.
— На колени! — зарычал маньчжурский офицер на своих солдат.
От его горьких слёз на лице не осталось и следа. Он снова был повелителем их душ и жалких мозгов. Он их полноправный хозяин.
