— Слушай, а почему нас на дороге стерегли? Никто же не знал, что мы на городище идем.
— А никто и не стерег, они нас случайно увидели, короткой дорогой через лес вперед забежали и в засаду сели, — Афоня оказался информированным обо всех делах прошедших суток. — Только слабы они против кованой рати. Думали дозор пропустить, пострелять, сколько выйдет да и смыться, но не вышло.
— Так они что, не из городища?
— Только трое, то есть было-то пятеро, но двоих мы того… упокоили. А остальных они в тех местах насобирали, где княжья дружина прошла. Вели их куда-то, но куда — только Белояр знал, а с него уже не спросишь. Они своих баб с детишками недалеко оставили, туда сейчас Леха Рябой с двумя десятками ушел. Пригонит сюда. Деться им все равно некуда, деревеньки их княжья дружина спалила, пойдут к нам в холопы и не пикнут.
— А в городище?
— А там то же самое. Корней всех согнал и объявил, что за участие в бунте, по княжьему указу, быть сему месту пусту. Но раз у него тут родня есть, то он их, так уж и быть, из городища живыми выведет, а только потом его огню предаст. Разрешил имущество собрать, кто сколько увезти сможет, даже коней наших заводных дал под волокуши, если саней не хватит. Благодетель, — Афоня криво усмехнулся. — Отец родной.
— Чего смешного-то? — не понял Мишка. — Он же действительно им жизни спасает! Думаешь, если бы Илларион сюда княжьих людей привел, лучше было бы?
— Княжьи сюда не дошли бы. А Илларион — это грек, что ли?
— Секретарь епископа туровского.
— Ну! Он, наверно. Пленные говорили, что его с переломанными костями в Туров увезли, в волчью яму вместе с конем провалился, но повезло: все колья в коня воткнулись, а его только сверху бревном приложило. Говорят, из доспеха золоченого, как рака из панциря, выковыривать пришлось. Да и вообще из двух сотен меньше одной целыми возвращаются. Может, и врут, конечно, но сюда бы точно не дошли.
— А зачем им сюда идти? Здесь мы есть, тоже княжьи люди, только без грека. А если без грека, то и без лишней крови.
— Ага! Себе холопов наберут, а нам — шиш! — выпалил вдруг с непонятной злостью Афоня.
— А ты холопскую семью хоть одну до нови прокормишь? — поинтересовался Мишка.
— Они со своим припасом пойдут, мы же не жгли ничего, не громили.
— Так в чем дело? В городище сотни три народу, да еще пришлые, а нас — четыре десятка, неужто хотя бы по одной семье на долю не придется?
— Меня доли лишили, — признался Афоня.
«Так вот чего ты злишься! Такая богатая добыча мимо проплывает. Интересно, за что это тебя так?»
