— А у меня с тех пор к непогоде копчик ноет… — жизнерадостно вторил Федор. — Да-а, а Славке тогда ребро сломали…
— Ага! — подхватил Корней. — А он им в отместку, когда они перед отъездом молебен заказали, попу в кадило навозу подсыпал! Как и исхитрился-то? Вонища была!
— А помнишь, Кирюха, как Славка тебя с Аграфеной ночью из города выводил? Головами ведь рисковали… А! — Федор махнул рукой, опрокинув что-то из посуды. — Молодые были, все нипочем!
— Да… молодые… — улыбка медленно сползла с дедова лица. — А теперь ни Ярослава, ни Аграфены моей…
Боярин Федор тоже посерьезнел и как-то робко спросил:
— Как же ты теперь, Кирюша? А ну как надумает новый князь туровский Славкиных братьев из Пинска выгонять? Тебе же с сотней идти придется…
— Лучше и не спрашивай, Федя, — дед покрутил в пальцах моченое яблоко и вдруг сжал его в кулаке так, что сок брызнул в разные стороны. — Я уже за то Бога благодарю, что не пришлось мне два года назад на самого Ярослава сотню вести. Все понимаю… Ляхов и угров Славка на Русь привел, собственный город на щит взять собирался… Но, хочешь — верь, хочешь — не верь, Федя, радуюсь, что изувечили меня до того и в смерти Ярославовой даже малой доли моей вины нет, — дед помолчал и с ожесточением добавил: — а еще радуюсь, что Аграфена не дожила и смерти брата своего не увидела, сотню ратнинскую на войну с ним не проводила…
В горнице повисла тишина, Мишка сжался за столом, стараясь сделаться маленьким и незаметным.
«Вот она, воинская служба: прикажут — и пойдешь воевать против собственной родни и друга юности. От хорошей жизни увечью не радуются… А дед ведь искренен, если б не ранение, пришлось бы ему вести сотню под Владимир-Волынский. Правда, тогда бы не угробили треть народа на той переправе, но что чувствовал бы и переживал дед… Похоронить жену и идти воевать против ее брата, который, не убоявшись отцовского гнева, помог в свое время сбежать влюбленным. Вот вам, сэр, Ромео и Джульетта а-ля рюс».
Боярин Федор, словно откликаясь на Мишкины мысли, подал голос:
— Кирюш, а ведь старший сын Славкин — Вячеслав Ярославич, что в Клёцке сидит… Он же вроде как племянник тебе?
— Эх, Федька! Да была б у меня не сотня задрипанная, а войско настоящее… Повышибал бы я Мономашичей и с Волыни, и из Турова да посадил бы Вячка на отцовский стол!
— Ты что, Кирюха? — Федор Алексеич испуганно замахал руками. — Окстись! Не дай бог, услышит кто да донесет! Тоже мне, воевода великий! Князей он по столам рассаживать будет!
