Только подольше не выходи, думал Нильс.
Паренек поднялся и постучал в стенку. Он уже приехал. Автобус остановился. Быстрый взгляд напоследок. И парень вышел. Больше они никогда в жизни не встретятся. Обидно. Автобус покатил дальше. Наедине с гробом Нильс почувствовал себя очень одиноко. Гудок — вот и следующая остановка.
Шофер крикнул ему в багажное отделение:
— Тут впереди освободилось место! Сошли…
— Спасибо, я лучше посижу здесь, — ответил Нильс.
— Вольному воля, — сказал шофер, снова скрывшись в кабине. Автобус тронулся. Но шоферу, видимо, не давали покоя сорвавшиеся слова: через некоторое время он нашел предлог остановиться, вылез из кабины и, подойдя к заднему колесу, пнул его ногой, как бы проверяя, не спустила ли шина. И сказал Нильсу в открытую заднюю дверцу:
— Я понимаю: конечно, тебе хочется побыть здесь. И, еще раз пнув ногой колесо, ушел.
Нильс сидел и думал: почему этот шофер так старается ради меня? Что изменилось вокруг? Что происходит в этом пустом багажном отделении?
Да нет, не вокруг изменилось. Во мне самом. Как из зерна в один прекрасный день появляется росток, так и я за эту поездку сделался другим человеком. Со мной стали считаться.
Он окинул взглядом окружавшие его мешки и ящики. Хорошо, что здесь никого нет. Он бы дорого дал, чтобы рядом снова оказался тот парень. Но раз это невозможно, лучше уж ехать с мешками и ящиками. Его бросало из стороны в сторону, качало как маятник. Так вот что значит взрослеть. Нильс не раз пытался представить себе это.
Какой он длинный и тяжелый, этот гроб. Нильс точно уже взвалил его себе на плечи. Вот оно, бремя взрослого человека.
Он вспомнил свою усадьбу. Ее красную землю.
Вспомнил изможденную мать.
Братишек и сестренок, во весь голос ревущих из-за того, чего еще не в силах понять.
И теперь он возвратится к ним с гробом отца на плечах. Они обступят его и захотят, чтобы все было как прежде. Чтобы они были сыты, одеты, обуты.
Да! — подумал Нильс, охваченный вдруг странной уверенностью. Он станет взрослым, и очень скоро. Его вынудят к этому обстоятельства. Родные, которые навалят на него все заботы.
И он должен это вынести!
Ну что ж, раз должен…
За этим я и еду домой! — думал он.
Автобус трясло и подбрасывало, пахло бензином и маслом. Но Нильс больше не замечал этого. Он смотрел на родимый край, на четырехугольный его кусочек, видневшийся в распахнутую дверцу. Уходили вдаль одинокие усадьбы и большие поселки. Крохотные хибарки и огромные дома. Леса. Болота. И река, по-прежнему текущая рядом. Перед Нильсом открывались все новые и новые картины. Картины, которые он видел и раньше, но глазами ребенка. Сейчас они напоминали ему об ответственности за свою усадьбу.
