Дверь дома распахнулась. Вошёл Дюран. Жанна посмотрела в его сторону и продолжила:
— И вот однажды Маргарита сильно заболела. А когда почувствовала, что пришёл её смертный час, она позвала настоятеля и призналась ему во всём. Сразу же после этого она умерла. И тогда монахи назвали её святой.
Шестилетняя Сусанна вздохнула и спросила:
— Жанна, а когда ты пойдёшь к капитану Бодрикуру?
— Завтра! — ответил за неё Лассар. — Завтра утром мы пойдём к капитану Бодрикуру. Вчера с божьей помощью отвоевал Домреми у банды де Орли, а сегодня возвратился домой, в Вокулёр.
Капитан Роббер де Бодрикур лежал в постели, когда к нему вошли оруженосец Жан Мец и помощник капитана Бертран де Пуланжи.
— Там к тебе крестьянин Дюран Лассар из Бюрей-де-Пти с племянницей, — сказал помощник.
— Что ему надо?
— Говорит, с важным делом.
— Тогда подождут… Давай головы полечим, — отмахнулся капитан.
Оруженосец крикнул в растворённую дверь.
— Ришар! Вина!
Вошёл слуга с подносом. Капитан выпил вместе с помощником и оруженосцем, после чего сказал:
— Ну, зовите этого, с девчонкой.
Вошли Жанна и Лассар. Поклонились. Красными, с похмелья, глазами капитан оглядел её, затем перевёл взгляд на Лассара.
— Ну, чего тебе, Лассар?
— Ваша светлость, вот племянница моя, Жаннета из Домреми. Она вам скажет.
Капитан снова перевёл свои рачьи глаза на девушку.
Жанна облизала пересохшие губы и подняла глаза.
— Мессир, недавно меня посетили святые. Наверное, то были Михаил, Екатерина и Маргарита. Они сказали, что господь велел мне пойти к королю и помочь ему отвоевать Францию. Я пришла просить вас дать мне коня для поездки к королю.
Капитан долго разглядывал её, потом повернулся к Пуланжи.
— Бертран, сколько раз на дню к тебе приходят святые?
— Святые? А-а-а… Это бывает, когда потяну кружек восемь или девять.
— Тогда, наливай. Может, и меня посетят. Я тоже хочу со святыми угодниками поразговаривать.
Они выпили.
— Ну, как? — Бодрикур опять повернулся к Пуланжи. — Ещё нет?
— Уже, да.
— Появились?
— Посветлело, — ответил Пуланжи.
Капитан, помощник и оруженосец громко рассмеялись. Хохотали дружно. Бодрикур кулаками чесал глаза, смахивая с них слёзы.
— А может, мы не то пьём? — спросил он у помощника.
Тот повернулся к стоящему за спиной слуге.
— Ришар, принеси другого.
— Слушай, как тебя… — Бодрикур обратился к Лассару.
— Дюран, ваша светлость, — поклонился тот.
— Слушай, Дюран. А она в себе?
— Да, ваша светлость, могу поклясться.
— А может, она хватила чего-нибудь? Знаешь, как оно бывает без привычки… Я, когда первый раз набрался, жеребца за папеньку принял, а родителя наоборот, стало быть… Да хорошо у папеньки кнут был под рукой; так он меня тем кнутом и привёл в чувство.
