«В чем дело?» — недоумевал я. Наконец спустился вниз разузнать, почему на улице светло, как днем. Служащий гостиницы в ответ на мой вопрос засмеялся и объяснил, что в Ленинграде летом солнце никогда не садится. Жители русского севера называют это явление «белой ночью».
Я вернулся в пустой номер: скорее всего, соседям удалось где-то устроиться. Несмотря на усталость, ложиться спать не хотелось. Подошел к окну и с удивлением обнаружил двойные рамы. Нас предупредили, что поскольку в «Европейской» останавливаются западные туристы (причем в большинстве своем американцы, которых здесь считают богачами), в гостинице и вокруг нее нередки случаи грабежа. Я решил, что двойные рамы — защита от воров.
Прежде чем лечь, убедился, что окна и двери крепко заперты. Поскольку за окном было светло, как днем, а день для меня всегда означал работу, деятельность, действие, долго не мог заснуть. Скоро меня разбудил отчаянный стук в дверь.
«Воры! — пронеслось в голове. — Что делать? Где искать полицию? Как ее вызвать, если в номере нет телефона?»
Стук не прекращался. Я попробовал закричать, но от страха пропал голос. А в дверь все стучали и стучали. Я стал молиться. Дверь сотрясалась. Вдруг меня осенило: «Воры не стали бы поднимать такой шум».
Голос ко мне вернулся, и я смог произнести: «Что вам нужно?»
«Открой дверь», — ответили мне по-английски.
«Кто там?» В коридоре одновременно заговорили двое — это вернулись мои соседи. Я открыл дверь, и в комнату вошли белые сегрегационисты с чемоданами. Мне не сказали ни слова. Перебраться в другой номер им, видно, не удалось, и они были вынуждены ночевать в одной комнате с черным. Тем не менее они не сдавались и всем своим видом показывали, что меня для них не существует.
Один из моих соседей прошел через всю комнату и демонстративно открыл окно. Я повернулся лицом к стене и попытался заснуть. Мы молчали. Хорошо еще, что все так кончилось — я остался в живых и не лишился своих скромных пожитков.
Я проснулся первым, в половине седьмого. Солнце по-прежнему ярко светило. Трое белых спали, один из них — как был, в одежде и ботинках. Не знаю, почему он решил не раздеваться: может, боялся, что среди ночи ему придется убегать от меня, ужасного чудовища.
Я быстро оделся и выскользнул из комнаты. Внизу портье рассказал, как мои соседи целый день пытались найти другой номер; дошли до самого директора гостиницы. Однако в тот день в «Европейской» свободных номеров не оказалось. Мы прожили в одной комнате четыре дня, и они так и не сказали мне ни единого слова.
