Телефон все же полетел на пол сопроводив падение коротеньким жалобным «дзынь». Полли лежала и слушала настойчивый идиотский гудок свободной линии. Этот звук был похож на жужжание целой тучи разъяренных комаров, транслируемое на коротких волнах.
Она раздумывала, не поднять ли его тем, что раньше называлось руками, а теперь лежало скрюченное на груди, не обхватывая пальцами, а зажимая, как женщина, играющая на аккордеоне — сегодня ночью ее пальцы вообще уже не согнутся. Но тут же поняла, что и это ей не под силу, даже такая простая штука, как поднять упавший на пол телефон, и она горько заплакала.
Боль уже окончательно проснулась и яростно разрывала на части ее руки, особенно ту, которую она ударила. Она лежала, смотрела в потолок сквозь пелену слез и плакала, плакала…
О, я отдала бы все на свете, чтобы только освободиться от этого, думала она, все на свете отдала бы, все на свете, все.
В осенний будний вечер, часам к десяти Мейн Стрит становится безлюдной. Уличные фонари образуют на тротуарах и фасадах административных зданий круги белого света, тускнеющего за пределами этих кругов, и делают центр города похожим на подмостки театральной сцены перед началом спектакля. Вот-вот, кажется вам, появится долгая фигура во фраке и цилиндре — Фред Астер или, может быть, Джин Келли и станет плавными танцевальными па перемещаться от одного круга к другому, напевая о том, как одиноко человеку, которому дала от ворот поворот его любимая девушка, а все бары при этом закрыты. Тогда на другом конце Мейн Стрит возникнет еще одна фигура — Джинджер Роджерс или, скажем, Сид Черрис, — облаченная в вечернее платье. Она, также грациозно пританцовывая, направится навстречу Фреду (или Джину), распевая об одиночестве девушки, которую бросил любимый. Увидев друг друга, они станут танцевать в паре напротив бара или перед входом в ателье Шейте Сами.
Но вместо них откуда ни возьмись появляется Святоша Хью. Он ни капли не похож ни на Фреда Астера ни на Джина Келли, и нет на другом конце улицы девушки, плывущей навстречу в романтическом танце, да и сам он скорее всего танцует как корова на льду. Зато он от души нализался, поскольку занимался этим в Мудром Тигре с четырех часов пополудни без перерыва. В таком приподнятом состоянии души и тела даже идти было затруднительно, не то что выделывать замысловатые танцевальные па. Он двигался медленно, ныряя из одной световой лужи в другую, а его длинная тень трусила за ним по фронтонам парикмахерской, западных авто, салона видеопроката. Он слегка покачивался, сосредоточив взгляд красных глаз прямо перед собой, огромное брюхо при этом не выдержав напряжения, вырвалось из-под насквозь пропотевшей голубой футболки, на груди которой красовалось изображение гигантского комара с подписью под ним, оповещавшей, что это ПТИЦА ШТАТА МЭН.
