В последнем Анастасия не сомневалась. Нынешний монарх всегда всё делал быстро.
— Что от меня требуется, моя госпожа? — спросила Инесса, посерьезнев.
Это был трудный вопрос. Как можно связаться с любимым, если они всегда обходились заранее оговоренными встречами? Последнее обуславливалось простыми соображениями безопасности: чем меньше слуг знало об их общении, тем меньше было шансов, что кто-либо проговорится. Что ж, вот все эти меры предосторожности оказались бессмысленными…
Тут в голову Анастасии пришла великолепная идея.
— Ты просто пойдешь к нему домой и скажешь, что принесла весть от короля. Перед Виктором я все равно ничего не смогу скрыть, если это ему понадобится, а посторонние не удивятся, даже если узнают тебя в лицо. Скажи, что весть не предназначается для чужих ушей. Жерар поймет. Когда вы останетесь наедине, скажи, что… я рассказала все Виктору. Скажи, что… — королева сглотнула, — что у нас с Виктором будет ребенок, и я так обрадовалась из-за этого, что не смогла умолчать о своей измене законному супругу. Пусть… пусть думает, что я обманывала его тоже.
— Вы действительно хотите, чтобы он в это поверил? — удивилась Инесса, заглядывая в лицо своей госпоже.
По щеке Анастасии прокатилась слезинка.
— Не хочу. Но… так будет лучше. Иди.
* * *
Пребывая в расстроенных чувствах, люди часто воспринимают мир совсем иначе, нежели обычно. Результаты такого восприятия потом еще долго могут сказываться. Особенно это касается случаев, когда находящегося в подобном состоянии человека вдруг охватывают некие благородные порывы, пламенные желания воплотить в жизнь гениальную идею, или что-то в том же духе.
Королева почему-то твердо решила, что, получив от нее предупреждение, Жерар поспешит обезопасить свою жизнь. Однако начальник королевской рыцарской гвардии воспринял новость не так, как представлялось Анастасии.
Во-первых, он был поражен. Собственно, в их ночных разговорах никогда не звучало, что он — единственный для нее, но ведь это подразумевалось. А если она спит и с королем, то, может, есть еще кто-нибудь третий? Четвертый? Жерар чувствовал себя оплеванным.
Во-вторых, спасать свою жизнь в ущерб чести не пристало настоящему мужчине, тем более начальнику гвардии. Просто так взять и сбежать? — Нет! Это мог бы сделать подлый разбойник, ночной вор, расчетливый купчишка, — но не дворянин, давший клятву верности. Что скажут люди, если следующим утром дом начальника гвардии опустеет, а король объявит награду за голову первейшего из своих рыцарей, словно тот — какой-нибудь преступник? Позор всему семейству де Льен!
